– А мамонты тут при чем?
– Какие же это мамонты?! Это молодняк – детишки, можно сказать.
– Это я и сам вижу! Что они там делают?!
– Болеют, конечно. Не в смысле здоровья – ревом и топотом они поддерживают игроков. Вероятно, в командах играют их двуногие приятели.
– По-моему, кто-то из нас бредит. Что дальше?
– Дальше обычно следуют мамонтовые бега.
– Хоботные не бегают… – изумленно пробормотал куратор.
– Ну, назовите это быстрой ходьбой, – улыбнулся Пум-Вамин. – Все равно весело!
– Ничего веселого… Какова общая ситуация с этими животными?
– В отличие от пещерных медведей и шерстистых носорогов мамонты так и не перешагнули роковую черту – не хватило буквально десятка смертей. Теперь их численность на континенте стабилизировалась.
– Прогноз?
– В ближайшее время можно ожидать увеличения поголовья, а в перспективе и его восстановления. При этом, вероятно, произойдут морфологические изменения: уменьшение размеров и, соответственно, веса, увеличение скорости размножения…
– Достаточно! Бред какой-то… И эти тоже!
– Вы имеете в виду приморские события? Да, так называемые неандертальцы могут выжить. Семен Васильев умудрился втиснуть их в единственную еще свободную экологическую нишу. Скорость адаптации к новым условиям у этих реликтов оказалась просто потрясающей.
– Послушайте, Пум-Вамин, – устало прикрыл глаза Куратор, – вы прекрасно знаете, что все эксперименты с этим видом людей дали отрицательные результаты – легче выдрессировать обезьян. Что здесь случилось?
– Мои объяснения – лишь предположения, – предупредил советник. – Наши ученые всегда оставались для сознания неандертальцев внешними объектами. А Семен Васильев сумел как-то проникнуть внутрь, стать полностью своим и заставить их реализовать приспособленческий потенциал. Я знаю, что вы возразите: другое строение мозга, иная активность полушарий… Тем не менее факт налицо. Причем наш герой остался вменяемым.
– Вы допускаете возможность сосуществования на одной планете двух разумных видов?
– Какая разница, что я допускаю? – улыбнулся Пум-Вамин. – Наш Аналитик отказывается давать прогноз – прецедентов не было. Типовой План развития этого мира под большой угрозой.
– А еще эти гоминиды…
– Да, конечно, речь должна идти даже не о двух, а о трех разумных видах, – согласился советник, немного подумал и уточнил: – Или о двух с половиной.
– Что ж вы такое говорите?! – не выдержал спокойного тона Куратор. – Ведь я отвечаю за этот мир, за реализацию здесь Плана!
– Трудно быть богом, – с сочувствием кивнул Пум-Вамин. – Братья Стругацкие очень верно это подметили. Позвольте напомнить, что моим мнением о затее с окультуренным корнеплодом вы не поинтересовались.
Куратор поморщился, словно ему наступили на любимую мозоль:
– Акция была подготовлена безупречно, с детальным анализом культуры и традиций родной страны Васильева. Он не должен был отказаться – у них там, по сути, картофельная цивилизация!
– И вы, и сотрудники миссии, – вздохнул Пум-Вамин, – все время забываете, что Семен Васильев свою родную цивилизацию не одобряет.
– Но картофель?!
– Видите ли, Куратор… Детство Васильева прошло в государстве, которое заставляло всех своих граждан работать на себя, а продуктами питания за это не обеспечивало. В итоге даже жители городов активно занялись выращиванием картофеля в свободное от работы время. В подсознании нашего героя данный корнеплод ассоциируется с жестокой социальной несправедливостью, хотя вряд ли он сам это понимает. И вот вам результат: развала охотничьего хозяйства не произошло, зато увеличился потенциал выживания реликтовых гоминид-питекантропов!
Куратор возмущенно вскинул бровь, потом опустил ее и вздохнул:
– Возможно, вы правы… А почему не началось имущественное расслоение внутри племен? Где эксплуатация человека человеком? У них активно развивается меновая торговля, а частной собственности нет!
– Я думаю, это из-за того, что Васильев не стал разрушать традиционный уклад жизни туземцев. Его любимые ученики гибли или становились калеками, проходя обряды посвящения, но он не попытался их отменить или освободить от них школьников. Первобытная же эта обрядность направлена на подавление в молодых людях эгоцентризма, желания выделиться или самоутвердиться за счет сородича. При этом Семен Николаевич умудрился создать пространство для проявления общинниками личной инициативы и реализации творческих способностей.
– Утопии не бывают жизнеспособными. Почему же Аналитик дает такой мрачный прогноз? В чем тут опасность?
– Объясню, – пообещал советник. – Как известно, бытие определяется сознанием людей, их мышлением. Наша задача, в конечном счете, состоит в том, чтобы подвести местное человечество к новому, единственно нормальному способу мышления. Эволюция сознания сопровождается возникновением производящего хозяйства, разрушением большей части природных экосистем и заменой их искусственными. По ходу дела появляются государства, складывается мозаика культур и религий, между которыми начинаются конфликты. Обычно период войн и взаимоистребления продолжается 8-12 тысяч лет.
Семен Васильев пытается пройти напрямик – от первобытного мышления к постиндустриальному. Теоретически это возможно – между тем и другим нет фундаментальных противоречий. Практически же… Если хоть один мир сможет обойтись в своем развитии без кровавого периода предыстории, тогда… Тогда придется признать, что наша концепция вмешательства неверна.
– Значит, потребуется новая концепция. – Взгляд Куратора налился свинцом. – И я догадываюсь, кто будет признан ее автором!
– Вы меня переоцениваете, – улыбнулся Пум-Вамин.
– Похоже, я допустил ошибку, не приняв в прошлый раз ваш совет, – суровым тоном сказал Куратор. – Нужно санкционировать физическое уничтожение субъекта – немедленно!
– Вы опоздали, – с наигранной скорбью вздохнул советник. – Семен Васильев уже спихнул историю этого мира с уложенных нами рельсов.
