— Твое величество, — пан Цециль шагнул навстречу королю, — шел бы ты отдыхать. А сабельками мы уж как-нибудь сами.
— Нет, друзья мои!.. — возразил Юстын, но вдруг его колени подломились, и владыка Прилужан кулем осел в истоптанный снег.
Студиозус и пан Войцек подхватили короля под локти почти одновременно. Лицо Юстына, изрытое, изуродованное неведомой хворью, вызванной, как доводилось до населения, действием яда, оказалось близко-близко от лица Ендрека. Глаза в глаза, как когда-то в замке пана Адолика Шэраня.
Ендрек невольно вздрогнул и отшатнулся — слишком малоприятные воспоминания остались о той ночи. Но пальцы короля с неожиданной силой вцепились в его рукав.
— Ты?
— Я.
— Живой?
— Живой, — не решился отрицать очевидное студиозус.
— Слава тебе, Господи! — Юстын отпустил рукав Ендрековой шубы и закрыл глаза.
Человек в пелеусе и валенках тут же схватил короля за руку, нащупал живчик на запястье, приник к нему тонкими, чуткими пальцами.
Бойцы озабоченно столпились вокруг, но резкий, как удар бича, окрик пана Цециля погнал их на стены.
— Не спать! Грозин недалече!
— Помоги перенести его! — Отец Можислав беспомощно разводил руками, глядя на лежащего Юстына.
— А что с ним? — несмело поинтересовался Ендрек, опасаясь неосторожным движением повредить королю. — Что с его величеством?
— Что-что... — сварливо отозвался человек в пелеусе. Наконец-то студиозус узнал Каспера Штюца — лейб-лекаря выговского двора. — Обмер от слабости. Он последние дни все слабее и слабее... Так. Будто пьет силы кто...
— Молебен надо читать. Да не один день, — строго сказал игумен. — Ибо предчувствую я злое чародейство.
— Чародейство? Это точно... — брякнул, не подумав, студиозус и прикусил язык, испугавшись собственной смелости.
— Чародейство? Так. Я думал об этом, — склонил голову к плечу Каспер Штюц. — А ты что-то знаешь, Ендрек, сын Щемира-огранщика, или мне показалось?
— Ты... Вы... — залепетал Ендрек, теряясь между панибратским лужичанским обращением, когда кметь мог говорить «ты» даже королю, и чопорным руттердахским, где даже дети к отцу и матери обращались на «вы». — Вы узнали меня, пан Каспер?
— Я старый рассеянный чудак, но память на лица меня еще не подводила, мой мальчик. Так. Разве могу я забыть такого талантливого парнишку... Кстати, мой мальчик, я думал, ты в Руттердахе, грызешь гранит медицинской науки, а ты вздумал тут...
— Эх, пан Каспер, — вздохнул Ендрек. — Когда-нибудь все расскажу...
Из-за стены донесся клич атакующих драгун:
— Грозин! Медведь! Бей-убивай!!!
Защелкали арбалеты.
— Мне пора, пан Каспер...
— Пора? Еще чего! Помоги отнести его величество, а вот потом скажешь — пора, не пора... Так!
Ендрек помог отнести короля Юстына в дом игумена. Уложил его на дощатый лежак и помчался к своему месту на стене.
К этому времени первая атака грозинчан захлебнулась. Да пожалуй, не атака это была вовсе. Так, разведка боем. Оставив на снегу пяток коней и троих подстреленных защитниками монастыря всадников, драгуны откатились к лесу.
На глаз численность грозинчан не превышала двух сотен. Пан Владзик все-таки проявил беспечность и весь полк подтягивать не стал. Таким образом, на одного защитника приходилось четверо нападающих. Радости мало, но есть надежда продержаться до подхода какой-никакой подмоги.
После полудня небо затянуло низкими серыми тучами. Потемнело, словно уже подкатились долгие зимние сумерки. Повалил снег.
Брат Гервасий пробурчал что-то вроде: «Так им и надо, бесстыжим...»
Кого он имел в виду?
Грозинчан?
По мнению Ендрека, им-то как раз снегопад и не сильно помешал. Тем более что драгуны подошли к осаде весьма обстоятельно — поодаль от стен разожгли костры, натягивали навесы наподобие временных палаток для раненых. А вот защитникам монастыря кружащие в воздухе крупные хлопья пришлись очень некстати, ибо портили видимость, не давали разглядеть подкрадывающихся врагов.
Впрочем пока что грозинчане подкрадываться не пытались. Уверенные в численном перевесе, они вновь кинулись на приступ. Прямо как были — верхом.
— Грозин!
— Красный Медведь!
— Бей, Грозин!
— Бей-убивай!!!
Им ответил боевой клич Прилужанского королевства. Впервые, пожалуй, за последние несколько десятков лет слитно звучали кличи Великих и Малых Прилужан:
— Белый Орел!
— Золотой Пардус!!!
— Бей-убивай!!!
— На погибель!
Ржали кони.
Звонко щелкали арбалеты.
Кричали раненые.
Со вязким «чпоканьем» бельты находили живую плоть.
Ендрек стрелял вместе со всеми. Выцеливал мечущиеся фигурки драгун. Нажимал спусковой крючок, передавал разряженный самострел за спину, Гервасию, принимал у него новый, заряженный, и снова целился...
Попадал ли он?
Трудно сказать.
По крайней мере, один раз попал точно. В коня. Размахивающий саблей, орущий перекошенным ртом драгун, лица которого Ендрек не запомнил (да и как запомнить — в горячке боя они все выглядели одинаково, словно игрушечные, отлитые из мягкого олова фигурки), поднял скакуна на дыбы, закрываясь от предназначенной ему самому стрелы. Бельт ударил в грудь, около передней подпруги. Конь завалился навзничь, оскалив длинные желтые зубы.
«Хоть бы тебя придавило», — подумал студиозус о незнакомом ему грозинчанине. Но драгун оказался опытным наездником — успел вынуть ноги из стремян. Он полежал немного, скрываясь за трупом коня, а потом быстрыми перебежками отошел к лесу, к своим. Ендрек выстрели в него еще раз, но промахнулся.
Драгуны ходили на штурм еще два раза. И оба раза их отбрасывали.
На дороге перед монастырским воротами осталось не меньше двадцати убитых коней и около полутора десятков тел в расшитых галуном жупанах. Ендрек слышал, как горячий пан Вожик предлагал идти на вылазку, а Меченый и Раджислав убеждали его беречь людей и силы.
С наступлением сумерек грозинчане утихомирились. Так, время от времени постреливали по окнам построек, где скрывались защитники монастыря. А большинство их собрались у костров. Оттуда иногда доносились взрывы хохота.
— Веселятся... — угрюмо пробормотал брат Гервасий. — Всё веселятся, басурманы... Ни стыда, ни совести...
Ендрек оставил заряженный арбалет на подоконнике, а сам уселся на пол, откинулся на стену, прикрыл глаза. Усталость давала о себе знать. Хотелось поесть чего-нибудь горячего, сунуть под голову шапку, укрыться шубой и провалиться в сон. Лишь бы ноги вытянуть, лишь бы руки расслабить, лишь бы не думать об опасности...
