Пока Андерсон хлопотал с предстартовой проверкой, я сделал попытку подогнать свое кресло. Впрочем, как я ни старался, все равно ощущал себя в нем неуютно — очень уж много свободного места. В конце концов я туго-натуго затянул привязные ремни — пусть они резали мне плечи и промежность, зато это хоть немного успокаивало. Потом закрыл и загерметизировал забрало шлема, приготовившись к худшему. По крайней мере летать эти штуковины все-таки могли: я сам видел это накануне.
Краем глаза я заметил, как Андерсон щелкнул тумблером. Где-то глубоко в недрах «Подружки» послышалось завывание — довольно-таки громкое, словно там раскручивался огромный стартер. На моем пульте вспыхнул и запульсировал красный огонек. Вой нарастал и становился гуще, пока не сменился жутким гортанным рыком, от которого содрогнулся даже огромный корпус звездолета. Впрочем, рык быстро снизил тональность, превратившись в басовитый рокот, проникавший мне под скафандр и сотрясавший мелкой вибрацией палубу под ногами. Больше всего это походило на чуть приглушенный грохот содескийского боевого краулера, на полном газу несущегося по заснеженному полю… или на шум трамвая-экспресса, минующего без остановки подземную станцию. Я с опаской покосился на Андерсона, а тот тем временем проделал эту же операцию еще раз. Снова вой сменился костедробительным рыком, понизившимся затем до рокота, слившегося с шумом первого ходового генератора, — только теперь шум этот сделался вдвое громче. А потом все это повторилось еще четыре раза! Когда грохот шестого исполинского генератора влился в общую какофонию, я уже радовался хотя бы тому, что боевой скафандр помимо всего прочего служит и целям шумозащиты. Как бы то ни было, если судить по шуму и грохоту, этот «Василиск» был готов к взлету. Я глянул на показания приборов: если не считать размеров, грохота и вибраций, все казалось в норме. По крайней мере по показаниям приборов «Подружка» ничем не отличалась от нормального звездолета.
Я повернулся к Андерсону — тот выжидающе смотрел на меня.
— С вашего позволения, адмирал? Черт, а я-то думал, я всего лишь пассажир…
— Будьте добры, — с улыбкой отозвался я.
— Всем постам приготовиться к взлету! — рявкнул Андерсон в микрофон внутренней связи. — Всем постам приготовиться к взлету. Переключаюсь на искусственную гравитацию.
Проклятие! За всеми своими переживаниями я как-то совсем забыл про это. Завтрак, который я съел с Уильямсом меньше метацикла назад, чуть не вылетел обратно, оставшись там, где ему и положено было оставаться, лишь чудом. Прямо по курсу отворились массивные ворота ангара, открывая нам выход в порт. Пока я прислушивался к переговорам Андерсона с другими судами, силовые швартовые лучи мигнули и погасли, и мы плавно отошли от стенки. Мгновения спустя мы уже двигались по одному из главных каналов навстречу дневному свету.
Не знаю, с какого момента все, происходившее вокруг, перестало меня тревожить. Возможно, это произошло после того, как диспетчер дал нам разрешение на взлет. Андерсон перевел секторы газа на максимальную тягу — подтверждение этому загорелось на дисплее моего шлема — и я скорее ощутил, чем услышал, как взревели шесть чудовищных ходовых генераторов «Ттарп и Йехтыкв», а ускорение, несмотря на искусственную гравитацию, расплющило меня по спинке кресла. «Василиск» не просто начал разгон по взлетной полосе — нет, его швырнуло вперед огромным серебряным ядром, вспоровшим утреннюю зыбь отпечатком своего гравитационного следа. Рядом с нами поддерживали безукоризненный строй еще три «Василиска», а порт и город за кормой скрылись за чудовищными столбами пены и брызг.
Вскоре чутье рулевого подсказало мне, что этот здоровенный корабль вот-вот будет готов взлетать; я буквально ощущал, как отдаляется от нас поверхность воды, как сглаживаются волны под корпусом. Андерсон потянул на себя колонку управления рулевыми двигателями. «Василиск» задрал нос; мощные гравигенераторы победно взревели свою торжествующую песнь, и мы с неожиданным для меня ускорением устремились вверх, в космос — не прежде, правда, чем обошла нас на подъеме пара «Звездных Огней». Судя по выхлопу из их дюз, они шли даже не на максимальной тяге. Мне сделалось не по себе. Наши «Звездные Огни» лишь ненамного превосходили скороподъемностью те «Горн-Хоффы», с которыми им приходилось драться каждый день. Очевидно, если «Василиски» и их экипажи рассчитывают хоть как-то противостоять облачникам, им придется использовать для этого тактику, совершенно отличную от той, что использовали мы до сих пор.
На протяжении следующего метацикла карескрийские рулевые демонстрировали все возможности своих судов.
Выйдя на просторы космоса, те оказались неожиданно мощными и стремительными — как только им удалось одолеть свою чудовищную инерцию. Да, эти корабли не создавались для того, чтобы ввязываться в маневренные поединки с противником; их целью было налететь на полной скорости и сполна использовать чудовищную огневую мощь, которой снабдили их карескрийские конструкторы, примерно втрое большую, чем у «Звездных Огней» 9-й модели. И попытайся рулевой-облачник уйти от «Василиска» в направлении его курса, его можно было бы считать покойником. Что еще важнее, теперь у нас имелся боевой корабль с радиусом действия, достаточным для сопровождения конвоев в глубине контролируемого противником космического пространства — куда вот-вот готов был переместиться центр военных событий по мере того, как наша истерзанная Империя начинала переходить от оборонительных действий к наступательным.
Я не знаю ни одного настоящего рулевого, которому нравилось бы кататься простым пассажиром на чужом мостике, однако стоило мне заскучать немного, как нас вдруг атаковали! Словно по волшебству пространство вокруг нашего «Василиска» покрылось белыми вспышками, большинство которых пришлось в неприятной близости от нас. Я сразу понял, что это такое — разрывы разлагателей, — но не был уверен в том, что это же понял и полковник.
— Андерсон! — крикнул я, оглядываясь за корму, откуда по нам вел огонь с дальней дистанции «Горн-Хофф». — Смените курс!
Андерсон резко перевернул корабль на спину и бросил его почти под прямым углом к первоначальному курсу. Словно зачарованный, смотрел я в ужасе на то, как головной облачник легко повторяет наш маневр и устремляется за нами; его ведомый продолжал идти прежним курсом, не прекращая тем не менее вести по нам огонь из верхних башен. Я совсем было уже приготовился во второй раз воспользоваться своим спасательным пузырем — если, конечно, мне посчастливится остаться в живых после попадания! — когда внезапно откуда-то из-под нас вынырнули две массивные тени.
«Василиски»!
Они неслись на облачников с такой чудовищной скоростью, что у тех просто не было шанса уйти — при всех разгонных характеристиках «Горн-Хоффов». Оба «Василиска» открыли огонь почти одновременно, пронзив вражеские корабли цепочкой прямых попаданий от носа до кормы. Из преследовавшего нас облачника вырвался на короткое мгновение язык радиационного пожара, тут же сменившийся вспышкой взрыва, и багровый огненный клубок быстро отстал от нас. Я не разглядел ни одного спасательного пузыря. По правому борту второй «Горн-Хофф» болезненно дернулся вбок, потом затрясся в смертельной тряске, лишая свой экипаж возможности спастись, и только после этого из его машинного отделения потянулся узкий шлейф радиационного пожара, вслед за чем космос расцвел новой вспышкой.
