Анжи с бешено заколотившимся сердцем наблюдала за мужчинами. Наконец тот, на чьей лошади она ехала, покачал головой и, пожав плечами, сел на корточки у невысокого огня. Правда, он посмотрел на нее, но тут же отвел глаза и отвернулся, и девушка с внезапной ясностью поняла: в чем бы ни заключались их раздоры, он уступил. Сдался. Значит, дело в ней? Вероятно, поскольку раненый индеец подступил ближе. В темных безжалостных зрачках светилось злобное удовлетворение. Он бросил несколько слов, и девушка вздрогнула. Хоть истинного смысла она не поняла, но намерения его достаточно ясны.
Но тут мужчина отвернулся и тоже пошел к костру, словно забыв о девушке. Кожаный мешок пошел по кругу, и, опустошив его, индейцы стали разговорчивее и шумливее.
Измученная, запуганная девушка тем не менее продолжала тянуть и дергать путы, надеясь освободиться. Если она сбежит, то скорее всего погибнет в этих диких горах, но даже эта судьба казалась более приемлемой, чем та, которую они уготовили для нее.
Но прежде чем она сумела добиться своего, мужчина, которого она ранила, поднялся и направился к ней, растягивая губы в дьявольской ухмылке. Он выхватил нож, и Анжела сжалась, но индеец одним махом перерезал ремни и, вцепившись в ее волосы, поставил на ноги. Потом, не обращая внимания на гневные вопли, потащил к огню, сказав что-то своим товарищам. Те дружно засмеялись. Один принялся подкидывать дрова в огонь. Оранжевые языки взметнулись к небу.
Анжи, задыхаясь и плача, безуспешно пыталась вырваться.
— Послушайте, — дрожащим голосом обратилась она к тому, кто привез ее сюда, — вы ведь говорите по-английски? Я точно знаю! Вы поняли, когда я попросила одеяло, так что и сейчас поймете. Если все дело в земле, которую оставил мне отец, я подпишу все, что потребуете, только отпустите меня.
Мужчина бесстрастно смотрел на нее, словно не слыша. только рот едва заметно дернулся. Наконец он медленно покачал головой, отвернулся, и Анжи с трудом сдержала слезы. Значит, все зря?
Но она не сдастся так просто!
Девушка гордо выпрямилась, не обращая внимания на хищно вцепившиеся в нее руки, и громко отчеканила:
— Только трусы способны так обращаться с безоружны ми женщинами. Если собираетесь убить меня, дайте по край ней мере оружие, чтобы и у меня был шанс. Или так боитесь женщины, что не смеете рискнуть своей жизнью?
Забыв о привычной сдержанности, мужчины с удивлением уставились на Анжи, а державший ее мужчина хрипло расхохотался.
— Ты глупа, если воображаешь, что мы позволим тебе выстрелить еще раз! И без того едва не прикончила меня, — прорычал он.
— Поэтому теперь ты струсил? Неудивительно, что вы прячетесь в горах, как жалкие трусы!
Проворчав что-то на своем языке, он беспощадно дернул Анжи за волосы, заставляя обернуться, и та проглотила крик боли.
— Мы не убьем тебя, — пообещал он, — просто повеселимся, что скажешь? Как ты веселилась в маленьком домике.
Охваченная ужасом и паникой, Анжи, однако, думала только о том, что они подсматривали за ней и Джейком, но по какой-то причине не напали сразу. Господи, она не вынесет, если они прикоснутся к ней; сама мысль о ласках этих мужчин, похотливо пялившихся на нее, тошнотворна и омерзительна!
Он толкнул ее в спину так, что она упала на четвереньки, и снова захихикал, когда Анжи попыталась уползти. Комья глины и камешки царапали ладони, но она продолжала пятиться, пока он снова не поднял ее за волосы и стал дергать с такой силой, что на глазах выступили слезы.
Послышался отвратительный треск рвущейся ткани, и обнажившуюся спину обдало ледяным ветерком. Лохмотья кружева полетели в воздух, и хотя она отчаянно отбивалась, брыкаясь и вопя, двое индейцев схватили ее за руки, а мучитель продолжал срывать с нее одежду. Анжи, полыхая от стыда, боролась из последних сил, но вскоре белая сорочка, последний оплот скромности, оказалась на земле. Девушка затрепетала, оставшись обнаженной под пристальными взглядами. Шершавые пальцы гладили ее вздрагивающую плоть, щипали соски, ныряли между ног, и Анжи снова попробовала отбиваться ногами. Но они грубо раздвинули ее бедра и в четыре руки подняли в воздух. Она билась, выгибалась, а пламя освещало эту чудовищную сцену, бросая яркие отблески на раскрашенные лица и бронзовые тела, словно в ожившем наяву кошмарном сне.
Грубый смех звенел в воздухе, черные глаза сладострастно блестели. Мужчины с растущим возбуждением продолжали исследовать ее извивающееся тело. Кто-то дернул ее за кустик рыжих завитков внизу живота, и индейцы окончательно развеселились. Боже, уж лучше умереть, чем подвергаться такому унижению!
Каким-то образом ей удалось вырвать руку и вцепиться ногтями в щеку похитителя, пропахав кровавые борозды. Раздался вопль боли, сопровождаемый диким воем злобы и возмущения.
На голову опустился тяжелый кулак, и из глаз посыпались искры. Ее почти бросили на землю. Двое держали руки над головой, двое навалились на ноги. Раненый встал на колени между ее разверстыми бедрами. И когда зрение наконец прояснилось, Анжи с удушливым отчаянием увидела, что он с гнусным удовлетворением смотрит на ее непристойно выставленное напоказ тело.
— Ну что, зря старалась? Сама видишь, что тебе не сладить с нами! Теперь заплатишь за то, что стреляла в меня, так?
Она с отвращением сжалась, когда он снова коснулся ее грудей, щипая соски так жестоко, что Анжи кусала губы, стараясь удержаться от криков. Когда она сжалась, он снова рассмеялся и бесцеремонно сунул руку между ее ног и стал с унизительной наглостью ощупывать каждую складку.
Грубое вторжение заставило ее выгнуться. Паника нарастала, страх и стыд превратились в пытку предчувствия чего-то еще более ужасного. Но он продолжал терзать ее, словно зная, как ей противно терпеть его прикосновения и громкие насмешливые восклицания.
Наконец он отодвинулся и принялся сосредоточенно возиться с веревкой, придерживающей у пояса набедренную повязку. Потом что-то бросил остальным, и те силой поставили девушку на четвереньки, продолжая придерживать, поскольку она не потеряла надежды освободиться.
Волосы ее волочились по земле, острые камешки впивались в груди. Эта поза была еще более оскорбительной, потому что она не могла видеть лица похитителей. Но тут ее снова подняли и раздвинули бедра еще шире. Один из тех, кто держал ее за руки, схватил и сжал ее грудь и пробормотал что-то одобрительное, продолжая играть с соском в чудовищно-непристойной пародии на любовную игру, и Анжи застонала.
Второй сжал другую грудь. Кто-то дернул ее за волосы так, что шея болезненно выгнулась. О нет, значит, индейцы все-таки хотят, чтобы она наблюдала за ними, сознавала, что они с ней делают, видела их лица, когда они по очереди станут ее насиловать.
Девушка сквозь слезы боли и отчаяния смотрела, как человек, до сих пор остававшийся в стороне, приближается к ней. Несмотря на внешнюю невозмутимость, глаза жарко горели, и она поняла, что он намеревается участвовать во всех мерзостях. Он остановился перед ней, перебросился замечанием с товарищами и принялся расстегивать штаны.
