Дракон навис над своим противником и стал наносить мощные удары, но рыцарь отражал их щитом и снова попытался вонзить меч в брюхо дракона. Пластины чешуи выдержали удар и лишь замерцали расплавленным серебром. Разъяренный дракон прыгнул на рыцаря и метнул в него молнию, вылетевшую из глаз. У воина соскочил с головы шлем, его бледное, возбужденное схваткой лицо вдруг озарилось внутренним сиянием. С каждым мгновением сияние разгоралось все сильнее, пока не сравнялось с пламенем вспыхнувшего солнца.
Дракон свернулся вокруг рыцаря, рвал когтями броню и торжествующе ревел. А потом, словно уловив мысль рыцаря, Далия поняла, что дракон, как бы он ни извивался, всегда бережет одно место на теле, чуть ниже левого крыла.
— Рази, рыцарь, бей! — вскрикнула она.
Ее крик как будто подтолкнул воина. Он пригнулся, метнулся вперед и с яростным воплем вонзил меч в громадный живот чудовища.
Дракон испустил оглушительный рев, от которого с городской стены посыпались камни, и вдруг пламя, вырывающееся из его пасти, погасло. Огромное туловище развернулось, освободив рыцаря, молнии в глазах потухли, и дракон рухнул на землю.
Рыцарь, убедившись, что его враг повержен и лишился сил, хотя и не умер, снял длинное знамя с обломка копья и повязал его вокруг шеи чудовища.
Дракон был побежден, и рыцарь повернулся к ошеломленным служанкам и радостно кричавшим жителям города, которые выбежали из ворот. Он поднял руку, и исходившее от него сияние силы мгновенно заставило людей замолчать.
— Дракон побежден! — крикнул рыцарь. — Но уничтожить его не в моей власти, а потому я оттащу пленника из этой земли и заточу в темноте, где он останется во веки веков.
С этими словами рыцарь ускакал, волоча за собой связанное чудовище, оставив позади застывшую, как на картине, сцену.
Изображение города и пустыни оставалось неподвижным, и Далия повернулась к Симеону:
— Это все?
— Да, это все, что помнит дракон, — ответил Симеон. — Порой трудно сказать, что было на самом деле, а чего не было. Я слышу его бессильный, полный ненависти рев, когда он смотрит из своей темницы на Марс, и записываю. Получается, что «Император, сразивший дракона Марса» — это величайшая ложь Красной планеты и величайшая истина, которая способна потрясти Галактику, если станет известна. Но истина, как и все на этом свете, — движущийся объект. Что здесь правда, а что выдумки… Кто знает?
Далия взглянула на горизонт, за которым скрылся рыцарь.
— Значит, это был?..
— Император? Да, — ответил Симеон, отвернувшись от начинающего рассеиваться видения пустыни. — Он привез побежденного дракона на Марс и заточил здесь, под Лабиринтом Ночи.
— Но зачем?
— Император видит то, что недоступно нам, — сказал Симеон. — Ему известно будущее, и он ведет нас к нему. Незаметный толчок, тщательно обоснованное пророчество, начало объединения Человечества, шаги от понимания науки к управлению ею… Все это его замысел, ведущий к великолепному союзу, в котором кузницы Марса будут прославлять Императора как долгожданное божество.
— Ты хочешь сказать, что эволюцией Механикум тоже руководил Император?
— Конечно, — ответил Симеон. — Он знал, что придет время и ему понадобится эта могущественная организация, и из сновидений дракона жрецы Марса узнали о первых машинах. Без дракона не было бы Механикум, и грандиозная мечта Императора об объединенной для Человечества Галактике обратилась бы в прах.
Далия попыталась постичь невероятный размах замыслов Императора, представить себе ясность провидения, позволяющего запускать работу схемы, не приносящей результатов в течение двадцати тысячелетий. Невероятно, что даже такой гений, как Император, мог с величайшей точностью и холодным расчетом управлять судьбами множества людей.
Масштаб обмана и его жестокость были настолько невероятны, что у Далии перехватило дыхание. Лгать множеству людей, извратить судьбу планеты ради собственной цели было чудовищным преступлением даже для такого благородного существа, как Император, и ее мозг отказывался принять ужасное обвинение.
— Если истина выйдет наружу, — задыхаясь, произнесла она, — Механикум просто разорвется на части.
Последние остатки картин Ливии растворились в воздухе, уступая место непроницаемой тьме. Симеон покачал головой.
— Не только Механикум, — сказал он, — но и весь Империум тоже. Я понимаю, что тяжесть этого знания нелегко вынести, но Олимпийское соглашение связало судьбы Трона и Кузницы, и этот союз нельзя разрушать. Ни один из них не выживет поодиночке, но, если все это станет известно, никто не вспомнит об этом. Каждый будет думать только о правоте своих убеждений. В любом случае Механикум уже разрывается на части, но ужасы предательства Воителя ничто по сравнению с тем, что может произойти в случае войны между Марсом и Террой.
Симеон окинул Далию взглядом, полным такой печали, что она вздрогнула.
— Но долг Стражей Дракона, душ, избранных Императором, — не допустить этого.
— Ты заботишься о крепости уз дракона? — спросила Далия, замечая, что восприятие окружающего мира постепенно восстанавливается.
— Нет, дракон скован цепями гораздо более крепкими, чем я способен даже себе представить. Стражи просто поддерживают то, что сотворил Император, — пояснил Симеон. — Он знал, что пропавшие дети дракона когда-нибудь будут разыскивать место его заточения, и наш долг не позволить им его найти.
— Ты сказал «наш долг», но я не Страж, — с беспокойством заметила Далия.
— Девочка, ты еще не догадалась, почему каждый шаг в твоей жизни приближал тебя к этому месту?
— Нет, — прошептала Далия.
Симеон взял ее за руки.
В момент прикосновения Далия вскрикнула от боли, и в то же мгновение мир вокруг нее восстановился и она поняла, что опять стоит на кафедре в огромной серебряной пещере.
Она попробовала вырвать руки, но хватка Симеона оказалась сильнее. В его глазах она увидела груз целого тысячелетия, а за ним, в этих бездонных озерах, светились бесконечное благородство и решимость выполнить свой долг.
— Прости, — сказал Симеон. — Но мой срок, хотя и очень затянувшийся, все же подошел к концу.
— Нет.
— Да, Далия. Ты должна покориться своей судьбе и стать Стражем Дракона.
Далия ощутила, как жар рук Симеона распространяется по ее телу, как разгорается золотое сияние, наполняющее ее неимоверной благодатью. Ей хотелось кричать от восторга. Каждое отмирающее волокно ее тела возрождалось к новой жизни, каждая клеточка, каждая частица ее плоти расцветала и оживала, и душу наполняло ощущение неимоверной силы.
Ее тело переродилось и наполнилось частицей мощи и знания самого исключительного существа, той силой и знанием, что переходили от одного Стража к другому в течение тысячелетий, помогали нести эту нелегкую ношу и выполнять свой долг. Полученное знание помогло ей увидеть, какой ужасной и полной невзгод могла быть судьба человечества, лишенного мудрого руководства, и гнев на Императора быстро испарился.
