* * *
Мерси и Тим остановились у кованых ворот дома Саморры на Фуллертонских холмах. Она толкнула их, и они со скрипом открылись. Фонтан во дворе не работал, цветы в горшках были прибиты дождем. Мерси заглянула в окно, затем позвонила в дверь, но никто не появился.
Ни газет. Ни писем. Ворота гаража не открывались.
Мерси зашагала по круглым плитам дорожки на задний двор. Плавательный бассейн был накрыт голубым брезентом, в бурой луже под трамплином лежали опавшие листья.
Она поглядела в застекленную дверь: больничная кровать в вертикальном положении, рядом большой матрац. Срезанные цветы в вазе склонялись, словно хотели что-то разглядеть на нем.
Иногда мне хочется просто взять и улететь.
«Не надо, – подумала Мерси. – Я смогу простить все, кроме этого».
* * *
Брайтон приехал вечером. Ему не хотелось встречаться с Мерси у нее дома, но она уговорила его по телефону. Он посмотрел на кресло, где несколько часов назад сидел Мелвин Гландис. Садиться не стал. Как будто ему подсказывает интуиция, подумала Мерси, что в этом кресле не услышать хороших новостей.
Вместо этого Брайтон опустился на колени и протянул большую руку к Тиму, пытавшемуся сорвать ленту с его шляпы.
– Смышленый мальчик, – улыбнулся он. – Ты смышленый мальчик, Тим. Немного похож на папу, немного на маму. Это хорошее сочетание.
Мерси положила копию предсмертного письма Джима О'Брайена на журнальный столик. Брайтон взглянул на нее, поднялся и взял конверт.
– Сядьте и читайте сидя, – сказала Мерси.
– Постою. – Взгляд был настороженный, лицо усталое. – Я сегодня опять беседовал с Майком. У него все хорошо. Через неделю он выйдет на работу.
– Я не разговаривала с ним.
– Думаю, он простит тебя. Он понимает, что произошло. Как Эван одурачил нас всех.
– Больше всего меня.
– Тебя. Меня. Джиллиама. Всех. Такое случается. Если бы не случалось, у нас бы не было работы.
– Превосходная работа, правда?
Брайтон поджал губы и пожал плечами:
– Лучше, чем торговать обувью.
– От Пола нет никаких вестей?
– Саморра взял отпуск на месяц. Что-то мне подсказывает: он не вернется. Видимо, пойдет в шерифское управление Сан-Диего. Я не удивляюсь, что он не позвонил тебе.
– Почему?
– Такой у него характер. Он не жалуется. Не объясняет. Просто делает свое дело. Когда он пришел к нам из управления полиции Санта-Аны, мы знали, что он немного обидчив.
Брайтон посмотрел на Мерси и вынул из конверта письмо. Неторопливо прочел, потом вложил его обратно в конверт.
– Интересные слова, – промолвил он.
– А вот еще более интересные. Слова Патти Бейли.
Мерси нажала кнопку магнитофона и увеличила громкость.
МУЖЧИНА. Что это?
ЖЕНЩИНА. Ты о чем?
МУЖЧИНА. Щелканье какое-то.
ЖЕНЩИНА. Это от моей жвачки.
(Звук жевания.)
– Это запись с магнитофона Патти Бейли.
Брайтон резко вскинул голову. Мерси показала ключ, который О'Брайен прислал ей.
– Хранилище «Инленд» в Риверсайде, – пояснила она. – Вот где оказалась ваша коробка с уликами по делу Бейли. После того как исчезла из вашего контейнера.
На лице Брайтона появилось озадаченное выражение. Мерси поняла, что он не может сообразить, кто предал его. Потому что сам точно так же поступил с Оуэном тридцать два года назад. Наверное, легче всего манипулировать интриганами, подумала она.
– Откуда оно у тебя?
– Сейчас это уже не важно. Важно то, что я обнаружила в коробке.
– Ты записываешь наш разговор на магнитофон?
– Нет. Вы слышали это уже раньше. Насколько я понимаю, не раз. Бейли и Микс. Бейли и Билл Оуэн. Бейли и Джим О'Брайен. Он стреляет ей в спину. Вы слышите это, слышите, как он плачет. Вы толкнули его на это. Вы и Большой Пат. Как и говорится в письме.
Брайтон молча кивал, словно соглашаясь с какими-то незначительными процедурными вопросами.
– Предсмертные слова Джима О'Брайена через тридцать два года после убийства не будут иметь особого значения в суде.
– Они будут иметь большое значение на первой странице «Таймс», «Реджистера» или «Джорнал».
– Ты не сделаешь этого.
– Почему?
– Не понимаешь?
– Нет.
– Из-за последствий. Последствий того, что обратишься к журналистам, в суд или куда-либо еще.
– И вы лишитесь своей должности. Пленки Бейли и письмо О'Брайена свидетельствуют о заговоре с целью совершения убийства, шантаже, препятствии правосудию.
– Конечно. Ты можешь погубить меня, но что это даст тебе?
– Ничего.
– Тогда зачем? Почему это взбрело тебе в голову? Это идет против твоего управления. Против твоих начальников. Против твоих друзей и коллег. Ты губишь всех вокруг себя. За что?
– За Патти Бейли. Она была той, кому мы обязаны служить, кого защищать. Вспомнили?
Брайтон вздохнул, глядя на Тима, потом взял мальчика на руки и сел у окна. Стал покачивать его на колене, большие, грубые руки бережно держали ребенка.
Тим улыбнулся, гордый, что едет верхом, сидит на коленях большого, сильного мужчины.
– Мерси, позволь изложить тебе несколько сценариев. Первый: ты обнародуешь все это, чтобы раскрыть дело тридцатидвухлетней давности об убийстве. Превосходно. Меня снимают, шерифом временно становится Мелвин Гландис. Пат Макнелли смешан с грязью. Сотрудники управления смотрят на тебя как на стервятницу – ты обвинила своего любовника в убийстве, вытащила никому не нужное дело тридцатилетней давности и заставила всех страдать ради своих идеалов. Тебя сожрут.
«Итак, все страдают, и ты в том числе. Вот Тим – ты вынудишь сына жить в мире, презирающем его мать. Прекрасно! Замечательно! Именно так я и хотел бы растить своего сына».
Тим продолжал радостно подпрыгивать на колене Брайтона.
– Второй сценарий. Ты идешь с собой на небольшой компромисс. Ты знаешь правду о Бейли и разгласишь ее, когда захочешь. Бейли убил О'Брайен – не я, не Пат, не кто-либо еще. Итак, дело раскрыто, и убийцы на свете уже нет.
Бейли уже не вернешь. Вот это твоя плата. А что ты получаешь? Все, что захочешь. Должность главы группы расследования убийств, отдела преступлений против личности? Согласен. Моя должность через несколько лет? Хорошо. Я буду поддерживать тебя всеми силами. Управление будет с тобой, а не против тебя. Ты будешь жить в мире, которому приятно видеть твое лицо. Ты сможешь растить этого малыша с некоторыми преимуществами. И оставить в стороне Кларка.
