ложки эти, опять же.
— С каких это пор преданность Ордену стали причислять к подозрениям? — наставница полетов взяла на себя роль защитника. — История с ложками могла быть приукрашена. А еще Ченара в начале лета задержала нарушителя границы, что ранее не удавалось никому…
— И тоже говорит не в ее пользу! Если никому не удавалось — у обды точно должно получиться!
— Но мы ведь и выяснили, что она обда. Только вот не ведская, а наша. Исполнительна, верна, не задает лишних вопросов…
— Ты себя-то слышишь? Верная и исполнительная обда! Да уже то, как она вела себя все эти годы, говорит, что она скрывала истинную сущность! Обды не верны никому. Они исполняют некий мифический долг перед Принамкским краем — то есть, только и надеются прибрать страну к рукам. А если начнут заниматься чем-нибудь другим, талант тотчас же пропадет — а у Ченары вон как царапины сияли! Нет, я теперь уверена, что эта девчонка хитрая и расчетливая сволочь, которая неполный десяток лет водила всех вокруг своего длинного носа и про себя посмеивалась!
— Ну, это ты лишку хватила, — качнула головой наставница полетов. — С семи лет — и водила-посмеивалась? Да ни за что не поверю!
— Допустим, не с семи, — согласилась оппонентка. — Допустим, она была немного старше, когда осознала себя. Но это явно не случилось сейчас, на наших глазах! У нее ни один мускул не дрогнул, недоумение сыграно, как по нотам! Голову даю на отсечение, она точно знала, что сейчас произойдет, и была готова отбрехаться.
— Головы не жалко? — не удержалась наставница полетов.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в него буквально ввалился запыхавшийся сторож, крепко держащий такую же запыхавшуюся Климу. Руки девушки были заломлены на спину и крепко связаны ее же собственным поясом.
— Насилу догнал, — пояснил сторож. — Убегать, паршивка, вздумала! Эх, а я ее еще на той неделе угощал…
— Отвечая на твой вопрос: не жалко, — торжествующе обратилась к коллеге наставница дипломатических искусств.
* * *
В подвале полутемно, пахнет затхлым воздухом и мокрой пылью. Белая облицовка стен посерела от темноты и облупилась от сырости. Что-то капает, в щелях затаились крысы.
— Просчиталась ты, обда.
— Просчиталась, — невозмутимо согласилась Клима.
Быстрее бежать надо было. А то целых пять секунд раздумывала, не лучше ли будет совсем уж в наглую подождать. Дораздумывалась. И ведь кричала же интуиция: беги! Нет, разуму надо было медлить, просчитывать все варианты. И когда только такой разумной стать успела? Помнится, раньше, в детстве, никогда не раздумывала подолгу, все на чутье. А сейчас вот выросла, захотелось не просто чувствовать, а еще и понимать. Что ж, допонималась.
Кап, кап, кап…
Половинки колонн тонут во мраке, железные замки, железные двери с налетом ржавчины. Это не самый глубокий подвал Института, но уж точно самый зловещий. Поговаривают, именно в одной из этих крошечных комнат до сих пор висит на цепях скелет зодчего, придумавшего планировку корпусов. Здесь ничего не хранят: крысы. Просто закуток под главным корпусом, коридор, одиннадцать закрытых комнат, в конце — что-то вроде холла, где сейчас стоит стол с жаркой свечой, а на стульях сидят друг напротив друга наставница и воспитанница. Покровительница и верная наушница. Агент орденской разведки и пойманная с поличным обда.
Подвал стерегут — не убежишь, огрев проклятую тетку стулом.
— Кто тебе сказал, что ты обда?
— Ты и сказала. Намедни, в кабинете директора, не помнишь? — Клима была спокойна и чуть усмехалась. В кои-то веки ей не требовалось притворяться. Плечи расправлены, голова гордо поднята, а черные глаза сверлят наставницу дипломатических искусств пристальным взглядом: еще и не понять сразу, кто кого допрашивает. Страха не было — азарт.
— Кто сказал тебе до меня? — а вот госпожа агент в ярости. Злится, пятнами вся пошла. В кои-то веки ее не боятся. В кои-то веки это так необходимо. И необычайно раздражает!
— Никто.
— Ты… сама? Как давно? Где?
— А ты всерьез рассчитываешь, что я тебе отвечу?
— А куда ты денешься!
— Промолчу, — Клима в открытую осклабилась.
— Я тебя запытаю, — посулила наставница.
— И пальцем не тронешь. А знаешь, почему? Если я умру или сойду с ума, родится новая обда, и все начнется сначала. Только ей может повезти больше, чем мне, и родится она на ведской стороне. Или в горах. Знаешь, как горцы скучают по обде? Они до сих пор проверяют всех детей на талант, — про эту полезную традицию Климе рассказал Тенька. Еще колдун говорил, что теоретически Клима может отказаться от дара высших сил, и тогда тоже родится новая обда. Но девушка отказываться не собиралась. Во-первых, ей нравилась такая жизнь, приправленная азартом, интригами и стремлением к великой цели. А во-вторых: кто знает? Вдруг новая обда не родится еще в течение следующих пятисот лет?
— Есть множество мучительных пыток, которые совершенно не угрожают жизни и рассудку, — наставница тоже позволила себе улыбку, но под взглядом Климы невольно стерла ее с лица.
Обде еще не исполнилось двадцать два, но некоторые вещи она уже вполне умела. Например — исподволь, через взгляд и разговор, заставить собеседника чувствовать то, что хочет она.
Смятение. Нерешительность. Страх перед неведомой мощью высших сил, стоящих у девчонки за плечом.
Со страхом Клима все же переборщила. И получила липкую тяжелую пощечину.
Голова мотнулась, подбородок ударился о правое плечо, челюсть неприятно заныла. Клима подняла глаза на наставницу, восстанавливая зрительный контакт, и провела прохладной ладонью по пылающему от удара лицу.
— Когда я приду к власти, — с ледяным спокойствием сообщила Клима, — ты лишишься руки, которую посмела поднять на обду. Разрешаю пока выбрать способ: отрубить или развеять пеплом, как это делают колдуны. А может, лучше перетянуть тебе руку жгутом и дождаться отмирания плоти?
— Ты — маленькое длинноносое ничтожество, — с ненавистью бросила наставница дипломатических искусств, — и ты никогда не придешь к власти. Хочешь Орден захомутать? Не выйдет. Кишка тонка — порвется.
— Орден? — Клима расхохоталась. Женщина вздрогнула. — Да кому он нужен, этот ваш Орден! Совсем скоро в моих руках будет весь Принамкский край. А за свой длинный нос я вдобавок к руке отрежу твой длинный язык.
— Совсем скоро ты предстанешь перед наиблагороднейшим, маленькая хамка, и он решит твою судьбу. Я бы на твоем месте хорошенько покаялась, ибо участь тебя ждет незавидная.
— Ты никогда не будешь на моем месте. Потому что я — обда, избранница высших сил, и мне плевать на твои пощечины, угрозы и оскорбления, — нельзя сказать, что совсем уж плевать, месть все равно будет сладка. Отомстить ей за
