уже поджидала заготовленная ловушка.
— Finite Incantatem! — внезапно превратившаяся в целое озеро кислоты почва, тут же стала обычной землей, из которой собрались еще несколько похожих на троллей земляных големов, тут-же ринувшихся к своей цели, которая разобравшись с водным вихрем взорвалась каскадом бомбард, разрывающих големов на мелкие кусочки.
— Ха-ха-ха!!! И это все, что ты можешь?! — нарушил негласное правило хриплый смех урожденного Блэка, посылающий еще два смертоносных зеленых луча. — Я ожидал от старшей палочки гораздо большего! Я так могу продолжать весь день, а ты, старик?!
* * *
Вот уже несколько минут, привычную тишину самого сердца Запретного Леса нарушали выкрики заклинаний, взрывы и раскаты грома. Да и сам вековой волшебный лес больше походил на поле боля двух враждующих армий, не стесняющихся использовать самое разрушительное оружие из своего асенала.
Вывороченные с корнем деревья, разлетевшиеся в осколки валуны, целые просеки из уничтоженной и сожженой растительности, останки трансфигурированных зверей — все это заставило даже самых опасных из обитателей запретного леса уносить ноги от конфликта двух могущественных магов. Останки же не столь расторопных, а, может быть и глупых животных, уже давно были погребены под следами особо мощных заклятий, огромными проплешинами на зеленом ковре леса видными сверху.
Ожесточенная битва холодного мастерства и опыта с полыхающей эмоциями силой ушла далеко от места ее начала, чтобы в пылу сражения не задеть мирно посапывающего на мягких перинах мальчика с таким узнаваемым шрамом на лбу.
И чем больше заклинаний вырывались во внешний мир, чем больше магической силы, особенно темной и неукротимой, разливалось вокруг, тем больше наливался краснотой практически незаметный с самого начала старый шрам.
Вот безмятежный сон ребенка вдруг наполнился новыми красками. Его лицо исказилось, превратив светлый облик ребенка во что-то… иное. Губы сжались в тонкую полоску. Брови опустились вниз, ноздри раздулись как будто в гневе, придавая все еще спящему ребенку какой-то чуждый, более взрослый облик.
— До… — сжатые губы вдруг разомкнулись, словно бы пытаясь беззвучно что-то сказать живя вполне себе самостоятельной жизнью, отдельно от владельца. — До. б-би…
Едва выговорив эти слова, лицо мальчика вновь разгладилось, а маленький Гарри прямо во сне махнул рукой, словно бы отгоняя назойливую муху. Его дыхание, до этого сведенное судорогой, выровнялось. Ну а шрам… Шрам вдруг на секунду засветился светлым цветом, и впрямь становясь похож на разряд молнии в бушующем небе, тут-же потеряв весь свой зловещий вид.
Но было уже поздно.
Интерлюдия 3
— Гарри Поттер, сэр! — в шуме взрывов и скрежета противоборствующих стихий никто не услышал тихий хлопок, который предвещал появление старого домовика. Ответив на зов, и не сразу сориентировавшись в нарушенном сильными возмущениями пространстве, он очутился на самом краю сильно прореженного леса.
Рядом раздался взрыв, заставив испуганное сгорбленное существо испуганно замереть. Его большие уши прижались к голове, он испуганно посмотрел на буйство энергии, заставляющее само пространство протяжно стонать, а окружающий ландшафт претерпевать быстрые изменения.
Старый домовик замер, припав к земле. Его трясло от ужаса разворачивающейся картины. А также от того факта, что он мог быть замечен этими чудовищами в человеческом обличье. Но время шло, а небольшая фигура сгорбленного домовика в грязной, оборванной повязке — в которую превратился роскошный ливрей дома Малфой, так и остался незамеченным. Два мага, увлеченные своей битвой оставляли после себя выжженную до каменистого основания землю, лучи заклинаний видимые и не видимые, разлетались в разные стороны, но миновали Добби, взгляд которого сфокусировался только на безмятежно спящем мальчике. Только вокруг него, казалось бы, образовался островок тишины. Оба мага, как бы ни была ожесточенна их схватка, пристально следили за тем, чтобы их заклинания не попали в ту сторону, перемещаясь все дальше и дальше от дерева, возле которого тот находился.
— Гарри… Поттер… сэр… Добби… должен… — еле слышно прошептал Домовик, и не смотря на весь свой страх упрямо двинулся вперед, огибая по широкой дуге место битвы.
* * *
Кто такие Домовые эльфы? Откуда они взялись? Почему именно они не могут использовать магию так, как это делают обычные волшебники, становясь зависимыми от мест с повышенным магическим фоном, или используя магию напрямую от хозяина? Как они рождаются? И почему так выглядят? Все эти вопросы терзают пытливые умы некоторых волшебников, но только не самих эльфов.
Для них этот мир абсолютно понятен и прозрачен. Есть твоя семья, которой ты призван служить — и все остальные. Есть работа — это хорошо, так как ты полезен, а не просто обуза, и можешь помочь своему хозяину. Если ее нет — это плохо, значит ты ни на что не годен и просто так пользуешься всеми благами, которые дарят тебе маги, ничего не отдавая взамен. Есть те вещи, которые тебе нравятся делать — есть те, которые не нравятся, но, если ты хороший эльф — ты сделаешь все, о чем тебе прикажет твой хозяин.
Есть другие эльфы, с ними можно обсудить как лучше сделать работу, в крайнем случае попросить совета или помощь, если ты совсем не справишься сам. Есть друзья хозяина, есть враги. И одновременно с этим они становятся либо твоими друзьями или врагами. Есть семья хозяина, которые также хозяева — но младше, и их нужно слушаться, защищать и заботится. Конечно же есть те, кто думает не так — но это странные, сумасшедшие эльфы, им не место среди приличных сородичей.
Добби… Добби был хорошим эльфом. Он знал свое место с самого рождения, воспитывался и рос в этой семье, перенимая взгляды, интересы и предпочтения, присматривал за маленьким Люциусом, который рос прямо на его глазах, радуя старого хозяина и домовика своими успехами.
К сожалению, век людей не так долог, как у эльфов. А время — странная вещь, и вот спустя краткий миг, старого хозяина не стало, и его место занял тот, кого он поклялся и всеми силами своей души хотел оберечь.
Когда в дом пришел плохой человек, и забрал злую вещь, Добби неожиданно понял, что не все друзья хозяина могут являться таковыми. Они могут притворятся, пытаться войти в доверие, чтобы потом обмануть и причинить вред. Иначе зачем бы злой человек забрал злую вещь, которую ему поручили охранять? Зачем бы он подговаривал господина найти еще одну злую вещь? Зачем бы он угрожал хозяину, и вызывал ту злую силу, от которой на душе у старого домовика становилось все хуже?
Когда господин освободил старого домовика от его обязанности, разрешив заниматься любимыми вещами, Добби уже знал, чем он