ей же двадцать пять! А на тут же бросилась с ним трахаться, да так, что даже о защите не подумала!
И сейчас это буквально выворачивало его наизнанку от злобы и несправедливости. От чувства предательства. От того, что девушек тянет не к нормальным и спокойным парням, а вот к таким мудакам.
А за обидой рождалась ненависть.
— Что будем делать? — тихо спросил он.
— Для начала будем действовать осторожнее, чтобы посмотреть, в каких отношениях сейчас Барбинери с государством. Будем немного покусывать и смотреть реакцию власти, постепенно усиливая напор. Мы уже нашли против них тактику.
— А дальше? — прищурился Фонден.
— А дальше будет видно. Но сейчас нам надо решить вопрос с единственным источником денег, который у них остался, — произнёс невозмутимо Арден.
— Семья, — кивнул он.
— Тебя даже не придётся вводить в курс дела, — уважительно кивнул его отец.
— В конце концов, я тоже участвую в делах дома, — хмыкнул тот.
— Значит объяснять не придётся. И первым делом надо разобраться с семьёй. Они вышли из войны и будут платить контрибуцию, а значит станут единственными источником финансов у Барбинери. Разберёмся с ними — перерубим им поток денег полностью. Долго они не протянут.
— А дальше будет дело техники, — кивнул его сын. — Я займусь бумагами с их договором о контрибуции, посмотрю, что можно сделать.
— Отлично…
Отец гордился своим сыном. Тот был умён, трудолюбив и всегда участвовал в делах как дома, так и самой семьи. На него можно было положиться. Отец не утаивал от него ничего. Фонден сразу схватывал суть, умея принимать решения, и что самое главное, правильные.
Фонден встал и уже направился к двери, когда остановился и бросил взгляд через плечо.
— Отец, только хочу попросить о кое-чём.
— Конечно, Фонден, что такое?
— Катэрия. Мы заберём её.
— Эту девку? Которая не стесняется прилюдно ноги раздвигать?
— Это дело принципа, — ответил Фонден.
— Хорошо.
Ей не стать его женой, но теперь это дело принципа для него вернуть её обратно.
* * *
Меня всегда учили действовать по двум ситуациям — когда есть план, и когда плана нет. Нас учили как импровизировать на месте, ориентируясь по обстановке, так и составлять чёткий план действий, стараясь предусмотреть любой вариант развития событий. Давали как основы основ, учения, что были результатом многих веков войны и дум величайших полководцев, так и те мельчайшие признаки, которые помогали двигаться по ветру, как говорил наш инструктор про ситуации, когда действуешь наугад.
Иначе говоря, можешь действовать по плану — хорошо. Не можешь — ничего страшного.
С Лорье нам пришлось экспериментировать. Никакого чёткого плана, как именно действовать против дома пока у нас не было, но для меня это было не впервой. Против любого врага есть несколько неизменных тактик. Поэтому…
— Видишь их? — спросил я.
— Как на ладони… — протянул Вакс, разглядывая их через снайперский прицел.
— Отлично.
Для начала любому врагу надо внушить тот факт, что никто… НИКТО не в безопасности. Заставить их чувствовать себя всегда под ударом. Всегда под прицелом, как в нашем случае. Поэтому…
— Дом на тринадцать, красная крыша с небольшим окном на чердаке. Второе окно слева свет.
— Вижу.
— Первый этаж, расшторенное окно там сидит какая-то женщина рядом с мужчиной.
— Вижу.
— Цель — женщина.
— Принял.
Заставить врага действовать необдуманно. Вывести его из себя. Подтолкнуть к ошибкам. Таков план действий, когда речь идёт о мастодонте, которого надо победить. Он уже допустил ошибки на чужой территории. Он уже боится действовать у нас. Теперь надо заставить его бояться уже на своей территории.
— Я напомню, что…
— Ни беременных женщин, ни детей, я знаю, Вакс.
— Хорошо.
Он измерил дальность, проверил ветер, достал тетрадь с таблицей, после чего вновь прицелился, корректируя прицел.
— Стрельба по готовности.
Ещё десять секунд и выстрел.
Я наблюдал за тем, как сидят на диване мужчина с женщиной, и меньше чем через секунду в стекле появилась дырка, как рисунок. За ним я увидел, как женщина вместе с мужчиной дёрнулись. Буквально подпрыгнули на месте, после чего оба повалились на землю.
На вылет обоих. Но мужчина, кажется, ещё жив. Ну и ладно, это не столь важно сейчас. Целью был не он, и более того, будет хорошо, если он выживет.
— Дистанция, пятьсот метров, ровно перед нами. Охранник в будке и второй рядом.
— Принял.
Ещё десять секунд и мужчина в будке просто рухнул, будто получил удар в нос. Я заметил только красное облако за его головой и кляксу, которая осталась на стене позади. Второй резко обернулся и кажется, позвал своего товарища, но вот новый выстрел и вновь за человеком я вижу красное облачко прежде, чем тот падает на землю.
Камеры несомненно засекли его, однако…
— Семьсот пятьдесят метров, на тридцать. Здание с зелёной машиной во дворе, окно на чердаке светится.
— Вижу.
— Второй этаж, мужчина и женщина на кровати.
— Вижу.
— Женщину.
— Принял.
Почему женщины? Потому что останутся мужчины. Убитые горем мужчины, которые в первую очередь будут думать не о своих детях, что остались без матери, а о том, как отомстить нам. Они будут в ярости, они не будут ни о чём думать, кроме как пустить нам кровь. И любой приказ, который требует бездействия, будет сводить их с ума. И тогда рано или поздно они его нарушат, пойдут против слова главы дома, которого нет рядом и который до них не дотянется. Они сделают ошибку положившись на эмоции.
Такова природа человека. И этой природой надо пользоваться. Никакой жестокости — лишь расчёт. Мы заставим их действовать на эмоциях, и тогда дом Лорье будет обречён.
Это может показаться слишком цинично и жестоко, но на войне есть только три понятия: победа, поражение, ничья. Всё остальное лишь наше восприятие через эмоции. И если не будем убивать мы, то тогда буду убивать нас.
В этот момент свет в их районе погас. Где-то грохнул взрыв и поднялось пламя. Распределительная подстанция была уничтожена, оставив их без света. Это тоже часть плана, заставить их чувствовать себя беззащитными.
Я наблюдал за ними, отсчитывая секунды, пока свет вновь не загорелся на улицах. К тому моменту там уже была охрана, гвардия дома, личные гвардии семей или наёмники — без разницы. Мы уже почти
