на последнем дурацком слове наконец-то попадает по очень больному.
Выталкиваю себя из машины.
Стоило бы уйти, хлопнув дверью, но я наклоняюсь и произношу:
– Я Салманова, придурок. А ты… Локти кусай. Никогда меня не заслуживал.
Хлопаю так, что аж самой больно. Психованный Митя стартует с места, а я отмыкаю калитку дрожащими пальцами.
Быстрым шагом иду до двери и ныряю в дом.
Отбрасываю ключи, смотрю на лестницу, но ее не вижу. Глаза неожиданно даже для меня наполняют слезы. Стираю их, но быстро набегает новая порция. И её тоже прочь.
Вот поэтому я и не хочу видеться с родными.
Ни с кем из той жизни не хочу.
Я до сих пор ненавижу наше с Айдаром начало. Я навсегда для них буду навязанной.
Глава 33
Глава 33
Айдар
Не зря говорят, что к хорошему привыкаешь быстро. Я по уши в хорошее. Ну и привык.
Самому смешно, насколько неуместны эти размышления в три часа ночи под домом, когда обещал жене приехать после восьми, но твое «после восьми» затянулось.
Впрочем, до этого я обещал жене, что на выходные поедете трахаться загород. В итоге у нее ни спа, ни трахаться, ни мужа рядом.
Темный-темный дом и одиночество.
Я выхожу из машины и неспешно движусь по дорожке к входной.
Куда уже торопиться-то, правильно?
Рубит адски, но я держусь. Завтра на первую половину дня ни один пиздец не намечен, поэтому я планирую отоспаться. Конечно, эффективней было бы потратить время на работу, но голова уже не варит. К сожалению, у всего есть предел. У меня тоже.
Интересно даже, когда начнет срывать крышу. Потому что завал – это одно. С перфекционизмом и жаждой всегда и всё делать по красоте я живу тридцать с хером лет. Сработались. А вот усиливающееся даже не день ото дня, а от часа к часу давление – это уже другие погремушки.
Пока психической гибкости и закаленной годами стрессоустойчивости мне хватает. Знаю, что за яйца так просто меня не взять. Но найдут ли как – посмотрим…
Вообще посмотрим, как будет. Хуй я стану тратить время отдыха на попытки выяснить, как можно меня прижать за "правое дело".
Я всего лишь взялся раскручивать одну опг, в которой состоят все. Контрабандисты, менты, таможенники, городские чиновники, центр, прокуроры тоже, но визгу столько, как будто тырю деньги у больных раком детей и трачу их себе на памятники. Хотя ладно, похуй. Забыли хотя бы на время.
В доме тихо, пусто, но хорошо. Снимаю верхнюю одежду, ботинки и прохожу в гостиную.
Щелкаю включателем, обвожу комнату взглядом. Айка несколько раз засыпала здесь на диване, так и не дождавшись моего приезда. Мне было приятно, но жалко ее до злости. Поэтому мы договорились, что делать так больше не будет.
Но я все равно первым делом смотрю на диван. Ее там нет. Вздыхаю.
Чтобы увидеть – достаточно подняться в спальню, но сейчас кажется, что это слишком далеко и долго.
Стол сервирован на одного. Хлебная корзина и несколько красивых блюд накрыты салфетками. Это чтобы не обветрилось, я уже спрашивал.
Подхожу и с каждого сдергиваю.
Конечно, всё уже остывшее, но слюнки, блять, текут.
Жаркое. Салат какой-то. Сыры, колбасы…
Охуеть.
Накладываю, грею, сажусь ужинать.
Айлин всё делает до идеальности красиво.
Если ужин – заглатываю вместе с пальцами, если берется за мой гардероб – утренний ритуал сводится к тому, что просто сдергиваю вешалку, на которой всё уже собрано комплектами и отглажено. Подкармливает чем-то мои пальмы. Они растут как не в себя.
Я очень благодарен жене за заботу. Я не просил о таком, но привык быстро. Присел знатно. Вязну и не сопротивляюсь.
Дашка мне не наготавливала. Особенно ухаживать нужным не считала. Да и, если говорить честно, мы вдвоем не считали. Совсем другими были. Она была совсем другой. Не плохой и не хорошей. Но не моей, как оказалось. И не потому, что не хозяюшка. Просто я никогда не боялся её потерять. Нам по-приколу было расставаться каждый раз окончательно. Потом жарко мириться и снова в скандалы.
С Айлин это все страшит. Не хочется. Не нужно. От мыслей, что увижу в ее глазах слезы – мурашки бегают. Плохо сразу. Думаю: не справился, сука. Может я просто старше стал, поумнел, может драму дома добирать давно не нужно, может ценить учусь, но этот брак совсем другой. Все черти добровольно сдались в плен на перевоспитание.
Главное мое опасение оказалось херней. Ставил на то, что разница в возрасте и мироощущении будет провоцировать подземные толчки, способные вызвать шторм, цунами, землетрясения и снести к херам этот дом. В реальности же мы за полгода даже ни разу не поссорились.
Признаться в том, что я недооценил Айлин, не стыдно.
Она воспитывалась, чтобы стать идеальной женой. Она и для своего долбоеба такой стала бы, приспособилась, смирилась. Где-то глотнула бы, где-то в себе сдержала. Она же Ручеек. Водичка. Везде просочится. Везде даст траве прорасти. Цветам распуститься. Люди без многого могут жить, но без воды – никак. Я свой источник нашел.
Айлин стала идеальной женой для меня. И я хочу верить, что даю ей не меньше, чем беру.
Хотя это вряд ли. Вряд ли, а хотелось бы…
Жую медленно и вдумчиво. Устал так, что даже челюстями работать лень, хоть и вкусно до щенячьего восторга.
Когда хвалю – Айка краснеет и отмахивается, но видно, что ей приятно. Главное не забывать.
Разблокирую телефон и так же лениво, как жую, листаю переписки. За день набежало дохуя. Полноценно разбираться буду завтра, но сегодня в парочку всё же захожу.
От Наума много войсов. Барич – главный в моей жизни любитель попиздеть. Но настроение себе портить желания нет, поэтому не включаю.
Спорить с ним устал. Выслушивать, если честно, тоже. У него свое видение, у меня свое. И миротворцем между мной с Семеновичем выступать не нужно. Мне сейчас нужна не мелькающая перед глазами голубая каска, а безоговорочная поддержка и доверие. В том, блять, с чем я сюда и ехал. Не повышать стоимость договорняка, а дело делать. Но их, очевидно, Барич не даст. Он, как и многие, считает, что я борщу.
Может так и есть, но борщу не один я. И не один я должен понимать, что у всякой наглости есть предел. Безнаказанность порождает беззаконие, которое в итоге ударит по каждому.
По мне ударит. По детям, которых
