class="p1">— Ну а потом повезли меня куда-то одного. Кинули в номер с блохами, парашей и маленьким окошком, а утром, едва солнце поднялось, на допрос. Там мне и объяснили, что я был категорически неправ. Популярно, но без рукоприкладства. Твой Зубатов показал мне бумаги о том как проходило мое задержание, допрос наших китайцев, Орленка и тех двоих, что нам помогали. Я их почитал, а там чистосердечное со всеми подробностями… М-да…, — он замолчал, погладив подбитый нос и убирая коросты крови. — Зубатов твой оказался милейшим человеком. Уж как он со мной беседовал, тебе не передать. На «вы» обращался, чайку все время подливал, извинялся за рукоприкладство своих душегубов. Ну а потом, выложил мне весь расклад и предложил мне два варианта. Либо я с ним сотрудничаю, либо он дает ход делу. Полагаю, что и тебе тоже не оставили выбора?
Я кивнул. Все же на Мишку страшно было смотреть. Хоть он сам и говорит, что синяки ерунда, но вот вид этих синяков… Заставку телекомпании «Вид», что снимает «Поле Чудес», вот что сейчас напоминает мой друг.
— Может, выпьем? — предложил я ему.
— Нет, неохота. Я вот жрать хочу. А то Аня меня куриным бульоном отпаивает.
— Ну, это мы мигом, — сообщил я и вышел из комнаты. Нашел человека из прислуги, передал желание хозяина. Минут через десять нас уже приглашали к столу с салатами и холодными закусками. Я транспортировал друга в столовую, повелительно махнул рукой, чтобы нас оставили, и продолжил разговор.
— Зубатов говорил, что он специально выпросил нас у Плеве, как только узнал, что мы затеваем. Хоть подобные операции и не его профиль. Говорит, что спас нас.
Мишка вздохнул.
— Сейчас, когда уже все кончилось, я тоже думаю, что он нас спас. Если б не он, то даже страшно представить, где б мы сейчас находились. А вообще, должен признать, что глупая затея была. И уговорил я тебя зря, надо было делать упор на легальное воздействие на историю. А Зубатову надо бы подарок послать, — он отправил в рот кусок буженины и неторопливо задвигал челюстями. — Мотоцикл, наверное, слишком приметным подарком окажется, а вот радиоприемник в самый раз. Тем более мы скоро запустим вещание, так что презент будет в тему. Вот и не знаешь, с какой стороны может вылезти мимолетное знакомство. Только мне все равно не очень понятно, зачем он за нас вступился. Ладно, я понимаю, нас под контроль взял, да с революционерами мы ему можем помочь. Инфу сливать будем, агентам его негласно помогать. Но все равно как-то мелко. Дал бы он ход нашему делу и триумф ему обеспечен. А та-ак… Да и после того, как он меня взял на самом деле, что-то слишком мелко он с меня потребовал. Хотя, возможно, это только начало.
— Он профсоюз наш подмять хочет. Гапона на днях к нам пришлет.
— Да ты что?! Вот же засада…, — поразился Мишка, остановив руку с очередным куском мяса на полпути ко рту. — Нам еще в «кровавое воскресенье» вляпаться не хватало.
— С Шабаршиным настоятельно просит свести, к управлению допустить. Он, конечно, прижал нас к углу, но все равно — хрен ему. Я с нашим профсоюзным лидером поговорю, объясню ему ситуацию, и тот Гапона побоку пустит. Может, дадим этому попу местечко теплое, там где можно болтать много и кушать сытно, но вот к реальному управлению я не позволю его пустить. Если понадобится, то алкашом непросыхающим сделаю, лишь бы к нам не лез.
— Да Шабаршин сам его удавит, — ответил Мишка. — Он к своему детищу никого не пустит, тем более людей из охранки. Только к тебе он и прислушивается.
— Да, этот действительно удавить может.
Наш профсоюзный лидер, борец за справедливость, как и все рабочие, очень сильно не любил полицию и охранное отделение. Не любил до такой степени, что в прошлом, бывало, незаметно плевал вслед проезжающему высокому чину и показывал непристойные жесты. Пока, слава богу, последствий его выходки не имели. Сейчас же, когда он встал во главе профсоюзного движения и под его началом собрались все наши рабочие со всех предприятий, он стал более сдержанным и теперь, при общении с полицией он старательно изображал любезность. Правда, улыбки его выходили совсем уж кривыми и любой понимал истинный смысл его стараний.
— А знаешь, Зубатов мне тут сообщил, что один из твоих китайцев, скорее всего, является японским шпионом. Что думаешь об этом?
— Брехня, — ни на секунду не задумываясь, отмахнулся Мишка от предположения как от нелепости. — Они друг другу родственники, из одной деревни. Если уж и думать, что один из них шпион, то и второй тоже. Нет, Зубатов тут не прав — тень поймал.
— А как же то, что один из них очень уж хорошо по-японски наловчился? Почти без акцента?
— А ты можешь отличить акцент? — усмехнулся Мишка. — Все гораздо проще. До меня один из них был в услужении у японского дельца. Принеси-подай, сгинь с глаз. Вот и нахватался у него.
— Так может…
— Нет, слишком уж он прост для шпиона. Штаны без заплаток только недавно носить стал, да косу свою только в Америке и отрезал. Зубатов тебя на понт брал. Разводил.
— А зачем?
— Что б сговорчивее был…
Вот так и прошел наш разговор за небольшим столом с холодной снедью. Мишка набил желудок и отвалился на диван. Ему теперь ой как долго из дома не выйти, поэтому всю свою работу он попросил отправлять на домашний адрес. Анна Павловна с Маришкой помирилась, и они провели целый вечер за тихими разговорами, пытаясь отгадать истинную причину наших приключений. Ведь ни я, ни Мишка не сказали им всей правды. Мишка просто соврал, что на него напали бандиты и ограбили, а я же… А я же ничего не мог придумать убедительного и сообщил Маринке правду. Сказал, что ошибочно принял людей из охранки за грабителей, затеяли с ними драку и потому оказался в таком положении. Она, конечно же, приняла мои объяснения с большим сомнением, но что поделать, рассказать всю правду я ей не мог. Вот и сидели они весь вечер, потягивая наливочку и перебирая все более или менее правдоподобные варианты.
Следующим днем наш офис посетил господин от Куропаткина — настоящий полковник от артиллерии. Не один, с тремя сопровождающими. Я в нынешних погонах не очень разбираюсь, они все-таки отличаются от советских, поэтому у зашедшего без стука важного господина пришлось деликатно поинтересоваться:
— С кем имею честь?
— Полковник Гончаренко, — представился он, с хмурым любопытством рассматривая
