ересь на Рисле-IV была практически неизбежна в силу сложившихся социальных условий. И также неизбежно ее повторение. Через десять лет или через сто – прогноза не дам, но восстание забурлит вновь, и в следующий раз меня рядом может не оказаться, чтобы случайно заглянуть не в тот бордель. Мы уничтожили лидеров, мы зачистили основную массу культа, но не устранили причины, по которым этот культ возник. Все равно, что лечить симптомы, игнорируя саму болезнь.
- Твои предложения? Предлагаешь взять и сломать складывавшуюся тысячелетиями систему? Это приведет к потрясениям не менее страшным, чем самое разрушительное восстание. Как часто говорят техножрецы, «если работает – не трогай».
- Я ничего предлагаю. Предлагать будешь ты, потому что это у тебя тут полномочия и вес, а не у смертника с отсрочкой. Я лишь обозначаю тебе проблему, с которой ты будешь работать, а ты будешь с ней работать, потому что твое дело бороться с ересью любыми средствами, в том числе превентивными. Но если же взглянуть более широко…
Вертер встал из-за стола и с кружкой подошел к иллюминатору, занимавшему почти всю стену каюты. «Таласа Прайм» висела на высокой орбите, и планета почти не заслоняла обзор, открывая вид на открытый космос.
- Я много слышал разговоров о том, что человечество обладает священным правом владеть галактикой. Опуская сакральные тонкости, я с этим согласен. Я также не спорю с тем, что любая разумная ксенораса должна быть уничтожена. Но знаешь… - Владислав отхлебнул рекафа и помолчал, формируя мысль. – Когда я осознал, что переместился во времени далеко вперед, то сначала даже обрадовался. Ведь я всю жизнь прожил с убеждением, что человечество будет вечно стремиться к все новым и новым вершинам, лишь периодически сбавляя темп, чтобы осмыслить произошедшие изменения. Я ожидал увидеть торжество человеческого гения и воли над материей, и опасался, что буду глупо выглядеть на фоне потомков со своими примитивными представлениями. Но объясни мне, как так случилось, что в Империуме, этом величайшем институте человеческого общества за всю историю нашего вида, сам человек оказался низведен до нижайшей по значимости ступени? Скажи мне – как?! Потому что я не верю, что Император хотел для вас такой судьбы! Он мечтал о возвышении, мечтал, чтобы гордые люди властвовали над звездами без страха! – Владислав почти кричал.
- Откуда ты знаешь, что хотел Император?! – у Германа тоже не осталось сил терпеть.
- Я верю в это! И я вижу, во что вы превратили его мечту…можешь казнить меня на месте за то, что я сейчас скажу, но лучше бы Хорус сжег вас всех к херам, чем докатиться до такого.
Право слово, будь у Германа при себе оружие, он бы так и поступил. Но посох и меч остались в каюте, а вспыхнувшая было в ладони молния сырой психической энергии тут же погасла под пристальным взглядом инквизитора. Тогда дознаватель вскочил из-за стола, подошел к Владиславу и, схватив за плечо, рывком развернул к себе.
И чуть было не отпрянул.
За свою жизнь Герман видел много страданий. Начиная с товарищей по несчастью, разбивавших головы о стены тесной камеры Черного Корабля, и заканчивая людьми, перевариваемыми заживо пиявками-абсорберами. Но никогда, ни до, ни после, он не встречал большей боли, чем наполнявшая глаза аколита Вертера. Не только смотреть на это, но даже находиться радом, даже дышать псайкеру было невыносимо, потому что Владислав словно оплакивал каждую человеческую душу, рождавшуюся за тысячи лет на миллионах миров.
- Ты! Жалеешь нас?! - взревел дознаватель, хватая аколита за грудки. – Винишь нас в том, что мы не такие, как тебе хотелось бы?! Да кем ты себя возомнил?!
- Я то, чем вы были! – Вертер в долгу не остался. – И я в ужасе от того, чем вы стали!
- Достаточно.
Голос Тора, усиленный психическим импульсом, прорезал пространство ледяной вспышкой. Герман и Владислав, словно получив на голову по ведру холодной воды, выпустили друг друга и отступили на шаг. Обоих жег стыд за эту вспышку, допущенную лишь из-за сильнейшего переутомления, но каждый высказал именно то, что думал.
- Отвечая на твой вопрос, аколит Вертер, - продолжил Тор, не меняя спокойного тона, - да, ты совершенно прав. Я даже приукрашу действительность, если назову Империум гниющим заживо колоссом, слишком огромным чтобы просто умереть, но не способным действовать как единое целое. Но верно также и то, что эта полуразложившаяся куча дерьма – лучшее, что у нас есть. Не потому, что Империум в нынешнем своем виде хорош, а потому что любые иные альтернативы просто ужасны.
- Я уже увидел, против чего вы ведете свою войну, инквизитор, - хрипло ответил Владислав. – И признаю, что против таких врагов все средства будут хороши. Но ответьте мне честно – в этой галактике еще осталось хоть что-нибудь, за что можно сражаться?
Тор молчал. Герман тоже не мог произнести ни слова. У него на языке вертелись вбитые с детства догмы о величии бессмертного Императора, о нетерпимости его к предателям и ксеносам. С ними соседствовали прагматичные аргументы, усвоенные в более зрелые годы, касающиеся спасения человечества от таящихся во мраке космоса теней, но в первую очередь от самого себя, от собственной слабости и порочности. Но дознаватель понимал, что ни один из этих доводов не убедит человека с настолько дикой системой ценностей.
- Может, ради надежды, - наконец, полувопросительно изрек Тор. – Надежды, что нашими усилиями и жертвами, нашими потом и кровью людской род доживет до завтрашнего дня, который принесет с собой чудо. Может, вдруг успокоится варп. Или все ксенорасы выкосит какая-нибудь болезнь. Или Механикус найдут полную базу древних технологий. Может, даже Император встанет со своего Золотого Трона и поведет нас вновь. И тогда мы уже будем не отчаянно бороться за выживание, а станем именно теми гордыми владыками звезд, которыми нас хотел видеть Повелитель Человечества.
- Надежда, - медленно пробормотал Вертер, словно пробовал слово на вкус. – Эфемерная концепция. Но лучше, чем ничего.
Он вдруг тихо рассмеялся.
- Знаете, в мою эпоху мы, после полуторавекового застоя снова начали мечтать о звездах и, хотя скромное развитие технологий позволяло лишь полеты к Марсу в один конец, бесконечно фантазировали, что же ждет нас там. А теперь вот они, рядом, только руку протяни. Только стоили ли они того?
- Конечно стоили, - бросил через плечо дознаватель, возвращаясь на свое место. – Запрись
