телефон, тускло поблескивающий титановым корпусом. Набрал нужный номер, глянул на пульсирующую линию, затянулся и прижал трубку к уху.
– Алло! Это ты, Клим? – прозвучал взволнованный голос уже не помощника, а самого президента.
– Ато кто же станет тебе в столь поздний час звонить, да еще перед самым Новым годом? Все позади. Тормозим. Отменяй команду на сотом.
– Уже отменяют. Ты-то хоть цел? – перебил его президент.
– Кажется, цел. Можешь спокойно Новый год праздновать.
– Спасибо тебе.
– Кстати, – как о чем-то важном нервно и взволнованно крикнул в трубку Клим Бондарев.
– Что случилось?
– Ты «вживую» народ в телевизоре поздравляешь или в записи? – Бондарев рассмеялся.
– Ну и вопросы у тебя – детские. Хочешь, ко мне на праздник в гости?
– Нет, нет, спасибо. Я Новый год праздную с дамой у себя дома. Она, между прочим, тоже рыбалкой увлекается. Если хочешь, как-нибудь познакомлю.
– Кстати, я с ней уже почти познакомился, – загадочно сказал президент, – тебя подбросить?
– Что ты говоришь? Как я успею до Москвы добраться? Да, честно говоря, даже не знаю. Но может, успею, если ты догадаешься за мной личный вертолет прислать. Извини, тут у меня дела, – Бондарев отключил связь.
Он представлял, какие приготовления произведены на сотом километре от Москвы, но что в таких масштабах, ему и в голову прийти не могло.
До сотого километра состав не доехал, Бондарев не позволил. Сказал: «Стоп!» – и машинист остановил поезд посреди чистого поля.
В небе ярко горела огромная луна, а на горизонте двигалась цепочка огней. Это шли наливные цистерны с раствором для дегазации, машины с солдатами, которых подняли по тревоге, вытянули из теплых казарм на мороз. Но такова солдатская доля – присягу давал стойко переносить тяготы и лишения воинской службы, вот и переноси. Колонны специальной техники, целый полк химвойск двинули к тому месту, где было принято решение остановить поезд с нервно-паралитическим газом.
* * *
Клим Бондарев повернул ручку железной двери, потянул ее на себя. Среди грязной, промасленной одежды, прикованный наручником к штанге, скорчившись, сидел Родион Пупкович. Он вздрагивал. Зажмурился от яркого света, ударившего в лицо, стал похож на слепого крота из мультфильма «Дюймовочка». Стекла очков блестели, в руке был дорогой мобильник, абсолютно бесполезный, потому как аккумулятор уже разрядился. Выражение лица было растерянным.
– Я вам… скажите, сколько… отпустите… я не хочу умирать… – дрожащим голосом бормотал нефтяной магнат.
Бондарев вытащил из кармана куртки пистолет, сделал к Пупковичу шаг. Когда прямо над головой олигарха громыхнул выстрел, нефтяной магнат потерял сознание. Но Клим даже не стал его поднимать и приводить в чувство, лишь убедился, что дышит.
«Если до сих пор не погиб, то жить будет долго».
Клим зашел в кабину. Машинист с помощником курили, вглядываясь в непонятные цепочки огней, двигающихся на горизонте.
– Это нас встречают, – сказал Клим.
– Так, может, подъехать?
– У вас ракетница есть?
Помощник машиниста бросился в угол и вытащил металлический ящик со спецсредствами, оставшийся после диверсантов. Загремела крышка, и молодой парень подал ракетницу.
– Вот.
– Спасибо, – сказал Клим Бондарев, открывая дверь и выбираясь из кабины тепловоза.
Он спрыгнул в глубокий снег, прошел несколько шагов, посмотрел на чистый диск луны и многочисленные звезды, вскинул вверх руку и нажал на курок. С треском и шипением красная ракета взмыла в небо, на мгновение зависла, освещая поле, заливая его тревожным розовым светом. А затем медленно начала падать.
Клим смотрел на нее, лицо было облито фосфорическим розовым светом, испачканное, в ссадинах. Верхняя губа рассечена, из нее сочилась кровь. Клим улыбался, не чувствуя боли.
Когда ракета догорела, погасла, он сунул в ствол второй патрон, опять вскинул руку и выстрелил. Опять сполох, шипение, треск. Клим сунул ракетницу за пояс, наклонился, набрал пригоршню снега и вытер лицо.
Машинист с помощником смотрели на него.
Пупкович пришел в себя, но все еще ничего не понимал. Зато руки были свободны. Он шел, бряцая браслетом, по узкому проходу тепловоза.
– Кто это? – робким голосом поинтересовался он у машинистов, кивая на Бондарева.
– Наш человек, – сказал машинист, протягивая олигарху портсигар. – Покурите, успокойтесь.
– Не могу, не курю.
– А вы закурите.
– А, да-да… – дрожащими пальцами Родион вытащил из-под резинки сигарету, сунул в рот, но долго не мог прикурить.
Бондарев вытащил из кармана куртки свой мобильник.
– Слышишь? – громким голосом сказал Бондарев. – Тут медицинская помощь нужна, давай сюда врачей, и поскорее. Здесь все тихо.
Сунул телефон в карман и побрел вдоль состава к тому вагону, где находился раненый Николай Раскупляев. Кровь из простреленного насквозь плеча пропитала даже дубленку, да и на голове повязка стала красной от крови. Раскупляев был в сознании. Когда подошел Клим, он поднял пистолет.
– Это я, Коля.
Пистолет упал на колени. На губах Раскупляева появилась улыбка.
– Я знал, что ты придешь. Такие, как ты, не погибают.
– Не болтай, – прикрикнул на него Бондарев, опускаясь рядом на корточки и заглядывая в глаза. – Ты как?
– Нормально, – ответил Николай. – Бывает, наверное, и хуже.
– Бывает, – согласился Бондарев. – Сильно плечо болит?
– Терпимо, – сказал певец. – Пуля кость задела. Чувствую, рукой шевельнуть не могу.
– А ты и не шевели. Сейчас здесь врачи будут.
Раскупляев попытался самостоятельно встать, но Бондарев его удержал.
– Сиди ты уж, находишься еще.
Над составом зависли два вертолета. Ударили прожекторы. Затем вертолеты сели, и вооруженные люди побежали к поезду.
– Подожди, Коля, здесь, – Бондарев вышел и замахал рукой. – Врачей сюда и носилки!
– Не надо носилки, – услышал Бондарев из-за спины и увидел, что певец стоит, держась левой рукой за вагон.
– Твою мать! – сказал Бондарев. – Сидел бы ты лучше, а то сознание потеряешь.
Вид у Раскупляева был воинственный: на шее висел автомат, а из-под брючного ремня торчала массивная рукоятка пистолета с черной звездочкой.
Помощник президента с рацией в одной руке и мобильником в другой, в тех же меховых унтах, в черной дутой куртке с капюшоном, выпрыгнул из вертолета и побежал прямо к Бондареву. Клим стоял рядом с вагоном.
Помощник добежал и остановился как вкопанный в двух шагах от Бондарева.
– Ну, что скажешь? – тихо произнес Клим.
– А что тут скажешь, порядок вроде. Чертов поезд остановился.
– Да, остановился. Я сказал ему «стоп», он и остановился.
– А раньше сказать, Клим Владимирович, не пробовали?
– Пробовал, только он не слышал.
Олигарх выбежал на поле. Он стоял посреди сугроба, размахивая руками, подзывая к себе. Машинист и помощник сидели в кабине тепловоза.
Вскоре появились три бэтээра. Поезд оцепили.
Бондарев поглядывал на часы.
– Давай его в бэтээр, – сказал Клим, обращаясь к помощнику. – Пусть до машины довезут. Есть машины
