что по улицам разъезжает столетний автомобиль, они оставили нас в покое? Нет, они принялись останавливать нас и спрашивать, когда машина последний раз проходила техосмотр и кто разрешил на ней ездить.
— Я ничего не понимаю. Ты же сказал — мы выбрали эту другую дорогу, чтобы не попасться на глаза Рэйчел!
— А, усекаешь быстро, — удовлетворённо заметил друг художника. — Неувязочки в логике хорошо подмечаешь, тебе самое оно стать сыщиком. Что ж, талантливый художник талантлив во всём! Вот Рэйчел как раз могла нас заметить. Понимаешь, она часть Весеннего Озорства. Также как и ты. Также как и несколько других людей, с которыми я озорничаю. Те, кто являются частью Весеннего Озорства — так или иначе связаны друг с другом и могут друг друга видеть.
— Весеннее Озорство? Что это?
— Это всё Паж. Он очень просил. Каждый год он просит устраивать нечто подобное. То фокусы на сцене театра. То магические дружеские дуэли. То красивая смерть. Вот обычно для красивой смерти я избирал ранее прекрасных девушек. То, что на этот раз я подвергаю красивой смерти тебя, молодого подающего надежды парня-художника — это прямо сенсация!
— Что? Какая красивая смерть? — у Николаса в мозгах всё продолжало плыть и качаться.
— Похищение. Исчезновение. Называй это как хочешь. Ты в данный момент пропадаешь без вести, стираешься и ликвидируешься из жизни знавших тебя ранее людей. И делаешь это очень красиво.
— Как это я пропадаю? А Эмерк? А шестизвёздочный отель, забронированный на полгода?!
— Успокойся, Николас. Мы почти приехали. Да, будет Эмерк. Будет отель. У тебя будет блестящая карьера. Но другое имя. Другая жизнь. Другие планы, начинания. Думаешь, ты первый и последний, кто умирает для прошлого и окунается с головой в настоящее, начинает всё сначала? Нет, ты не первый и не последний. И ты не сходишь с ума. Несколько девушек, которые проходили через череду озарений, тоже благополучно живут сейчас в других городах и полушариях планеты. Кто-то из них живёт в другом измерении. Им тоже было очень тесно в их прежнем мире. И познакомившись со мной, они совершили выбор.
— Ты дьявол, Хэйес.
— Я уже говорил тебе об этом, — удовлетворённо улыбнулся чудак.
Он припарковал Роллс-Ройс возле неказистого серого жилого дома, плохо освещённого фонарями. Николас даже не успел понять, что это за улица, и вообще где они до этого проезжали — настолько он был ошеломлён случившимся разговором. Он мало о чём соображал, но догадывался, что с его жизнью происходит сейчас нечто невероятное. Что прямо в этот самый момент всё кардинально меняется. И такое может быть только раз, это сродни чуду, сродни божественному или демоническому вмешательству.
Как сомнамбула, Николас вышел из машины вслед за Хэйесом, почти повторяя все его движения. Волшебный друг и благодетель подвёл художника к покосившейся двери в полуподвал и толкнул её. В ночной тишине раздался зловещий скрип. Владельцам фотоателье и ремонтной мастерской не приходило в голову запирать общую дверь на ночь, ведь каждый из них работал, открывался и закрывался в своё время, а общее помещение было как бы ничейным. Их лавочки прикрыты уже, разумеется.
Как и дверь, находящаяся в конце коридора. Дверь без вывески, массивная и тяжёлая.
— Это офис твоей подружки. Достань ключ и отопри, — подсказал Хэйес.
Трейпил, продолжая мало что понимать из всего этого, секунд пять посмотрел на Хэйеса. Тот лишь невинно улыбался, будто приятель, ожидающий, пока он, Николас, откроет дверь и впустит его в собственное жилище. Будто они не стояли сейчас тёмной ночью в полуподвале дома и не совершали попытку проникновения в чужой офис посредством кражи чужих ключей.
— А сигнализация… — заикнулся, было, Трейпил.
— Забудь об этом. Открывай.
Трейпил снова поверил другу. Теперь к чувству непонимания происходящего стало примешиваться смутное чувство тревоги. Когда художник вставлял ключ в замочную скважину, руки его сильно дрожали.
Он покрутил ключом, потом нервно дёрнул дверь на себя.
— Не спеши, Николас. У неё здесь есть второй замок. Теперь другой ключ.
С помощью «демона» Хэйеса дверь была побеждена. Трейпил ступил на запретную территорию. За ним — Хэйес, и плотно запер за собой дверь, включая свет.
— Вот здесь работает твоя зазноба. И она здесь совсем не секретарша, вынужденная извиваться под прессингом авторитарного начальника-самодура. Она сама и есть начальник-самодур.
В плохо проветриваемом помещении стоял ощутимый запах грубого дешёвого табака.
— Боги, как тут накурено! Это она курит?! — Трейпил закашлялся. У него была лёгкая аллергия на табачный дым.
— Нет, не она. А один из её подчинённых, Хеймель. Громила Хеймель всегда был туповат. Но недолго ему осталось. А вот Хьюиса удалять будет жалко. Из него мог бы выйти толк. Если бы не Паж, я бы прочил ему роль мушиного серого кардинала.
— Что ты там бормочешь? Что мы здесь делаем, Хэйес? — Николас начал нервничать. Гнетущее чувство тревоги превратилось в сосание под ложечкой.
— Обеспечиваем тебе красивую смерть, — повторился посланец Тьмы, как его уже про себя окрестил Николас. — Подойди к большому столу, да, да, вон к тому. Это её место. Открой верхний ящик и возьми ключ вот от этого шкафа.
Дальнейшее Николас проделал без запинки. Беспокойство нарастало. Он решил не заниматься глупостями и не тратить время на выяснение всех обстоятельств и задавание никчёмных вопросов. Он уже подспудно знал, что Хэйес не ответит. Либо ответит так, как сочтёт нужным, только потом. Сейчас у Трейпила сложилось понимание, что время стремительно уходило, утекало.
«Время на самолёт? Точно, самолёт почти через два часа! А до аэропорта ехать час, плюс проходить все формальности… Времени в обрез. А может, это утекает время моей жизни?!»
— Николас. Здесь и сейчас. Помни. Ты — здесь и сейчас, — осадил его Хэйес.
«Дьявол — он словно читать мысли мои умеет!»
Открыв большой массивный металлический шкаф, Николас обомлел:
— Картины!
Несколько картин в старинных рамах стояли, аккуратно прислоненные одна к другой.
— То, что она не успела ещё сбыть.
— Но ведь это то, что я рисовал. О боги, Хэйес, это что, подлинники?! — стало доходить до художника.
— Ты рисовал блестящие копии. Ты думал, что рисуешь их с целью помочь Рэйчел основать благотворительную выставку для малоимущих слоёв населения, чтобы они приобщались к высокой культуре. Эти картины — из частных собраний коллекционеров. Стоят бешеные деньги.
— Голова кругом. Я… узнал об этом от тебя, но сейчас я всё это вижу. Какой кошмар! — художник с трудом владел эмоциями.
Он почувствовал, что ноги его предательски дрожали. Не только ноги — теперь уже всё тело вопило о предстоящем ужасе.
— Твоя тонкая
