только не треснула. – Голова болит немного. Наверно, от перемены климата.
Ага, ври. Когда у тебя что-то болит, мордаха сразу как у умирающего щенка: пожалейте меня, люди добрые.
Так, ладно, подождем.
Заглянул к Алексу, прилипшему к компу, подумал попутно, что надо будет в Москве с комнатой для него разобраться побыстрее, стол письменный заказать и шкаф. А кстати, и нам в спальню тоже новый шкаф не помешал бы, мой маловат, Янкино барахло не влезет. С зеркальной дверцей. У нас такой в гостинице был, чего мы только перед ним не вытворяли.
- Привет. Как оно?
- Норм, - кивнул Алекс, сдвинув наушники. – С возвращением.
- Мать чего не в духе?
- Не знаю, - он пожал плечами и тут же сдал ее с потрохами, видимо из цеховой солидарности: - С работы такая пришла. На Борьку наорала, пинала чего-то на кухне.
Очень интересно. С работы, значит, пришла?
За ужином она улыбалась, болтала, а морщина на лбу так и не разгладилась. И в глазах что-то такое плескалось, похожее на запиканный мат. У Бориса было похожее выражение, когда я после Москвы с чемоданом появился.
Посидели перед телевизором, как приличная супружеская пара со стажем, легли спать. Но и ударной порцией секса прогнать эту морщину не удалось.
- Яна?
- Да ерунда, Вадим. Просто предложили на работе… кое-что. Проект новый. Чисто под меня. Никто же не знал, что ухожу.
Уткнулась в плечо, чтобы лица не видел, но и так все стало ясно. Такой голос, с истеринкой, у людей, которые вроде как смеются, а губы дрожат, потому что внутри плачут.
Ну что тут скажешь. Так оно всегда и бывает. Получаешь то, чего хочешь, когда уже не надо. Ну, может, не всегда, но часто.
- И что? – обнял ее покрепче, погладил по волосам.
- Ну а что? Отказалась, конечно. Сказала, что в Москву переезжаю. Шеф орал так, что, наверно, на улице было слышно. Что я идиотка, такой шанс бывает раз в жизни, в Москве я буду никто и звать никак, а здесь – одно из главных лиц, бренд. Генерального все равно сегодня не было, дал время до завтра подумать. А что тут думать?
- Ян, - я поцеловал ее в висок, - ты же понимаешь, что мы не сможем так жить? Ты здесь, я там, видеться по выходным. А у меня компания здоровенная, я и так на зама все спихнул, уже третий месяц.
- Да что ты мне как девочке-дурочке? - шмыгнула носом. – Я все понимаю. Мы все решили, Вадим. Ничего не изменилось. Завтра с генеральным увижусь, он заявление подпишет. Постараюсь до конца недели со всеми делами закончить, будем собираться. Но так оби-и-идно!
Тут Янка все же расплакалась. Я молча прижимал ее к себе, гладил по спине и думал, что слишком рано обрадовался.
Она уснула, а мне не спалось. Час, второй. Лежал, смотрел в потолок, слушал ее сопение.
Бедная моя белка, бедная. Еще бы не обидно. В Москве даже если и найдет работу на телевидении, ничего подобного точно не предложат. Тут ее начальник был стопроцентно прав. Хоть я и не знал подробностей, но мог представить. И даже рассуждения о том, что все равно ведь планировали в ближайшее время ребенка завести, как-то не слишком помогали.
Осторожно, чтобы не разбудить, выпутался из ее рук и ног, встал, вышел на кухню. Выпил воды, сел на диванчик.
С одной стороны, все было очевидно. Все было решено. И Янка сама это подтвердила. И я, наверно, должен был радоваться, что она готова пожертвовать всем. Польщен – да. Вот только ни хера не рад. Потому что на х… мне, господа, такая жертва? Кому от этого будет лучше?
Я знал, что это такое – отказаться от дела, которое любишь. Как будто кусок от себя отрываешь, с мясом, с кровью. И мучаешься потом от фантомных болей, долго мучаешься. И ладно еще, если причина внешняя, от тебя ни капли не зависящая. Но когда жертва добровольная… Давайте будем реалистами, господа, человек слаб. Может, и не всегда, но минуты слабости бывают у каждого. И где гарантия, что в такую минуту Янка не пожалеет? Не пожалеет, что отказалась от возможности не просто заниматься любимым делом, но и добиться в нем успеха. И вот тогда ее жертва обернется против меня. Любовь, семья – это не спринт, а марафон, что намного сложнее. И случиться может всякое. Уж я-то это знал с абсолютной точностью.
Яна уже однажды отказалась от того, что любила, когда родила Алекса. И, между прочим, я был тому хоть и косвенной, но все же причиной. Вряд ли она пожалела об этом, но ребенок – совсем другое. Ей удалось найти новое дело по душе, подняться в нем достаточно высоко, но сейчас появилась возможность выйти на еще более высокий уровень.
Когда-то я тоже не мог представить, как можно полюбить производство стройматериалов. Оказалось, что можно. Не сам металлопрофиль, конечно, и не его производство, а тот труд, который в него вкладывал. И успех, чего уж там, тоже. А ведь белка могла бы сказать: хочешь быть со мной – продай свои заводы и живи в Питере. Почему бы и нет? Денег хватило бы до конца жизни. И нам, и детям осталось бы. Вот только чем бы я занимался? Охота, рыбалка, спорт, машины, тусовки? Некоторые так живут, и вполне довольны. А я бы точно сдох от тоски. И наверняка это ударило бы по нашим с Янкой отношениям.
Может, женщинам проще, если есть дети. Но… я знал, что быть домохозяйкой – это не для белки. Довольствоваться малым – тоже. В третий раз начинать с нуля… Такого я бы и врагу не пожелал.
- Вы чего тут? Три часа ночи.
Вздрогнул, поднял голову. На пороге стоял сонный распатланный Алекс.
- Не спится. А ты?
- Водички.
Он открыл холодильник, попил из кувшина, стоявшего в дверце, пошлепал к себе.
Алекс еще. Ребенку – и этому, большому, и тем, которые, надеюсь, у нас будут, - нужна счастливая и довольная жизнью мать, а не унылая тетка, загнанная в угол собственным великодушием.
Я подошел к окну. Белые ночи давно закончились, да и тучи висели низко. Тусклые лампочки у подъездов давали слишком мало света, и двор был погружен в темноту. Но мне показалось, что кто-то стоит там, внизу, и смотрит на меня. Как
