уж взял себе жену из этого рода, то — изволь соответствовать! Тем более, что в этот раз, я точно знал, что история изменена и существенно. По факту условия мира совершенно не ущемляли Россию! И возможности для развития Дальнего Востока были не просто сохранены, они даже и усилены. В общем, Россия получила существенно больше, чем имела, хотя и существенно меньше, чем хотела. И я не мог понять, почему общественность считает этот мир позорным! Да и Витте с поста не сняли, Столыпиным не заменили. Так что я окончательно убедился, что история пошла по другим рельсам[19]…
Рига, 23 декабря 1904 года (5 января 1905 года), четверг
— С наступающим Рождеством вас! — поприветствовал Бермана портье на входе.
— Спасибо, и вас также! — с улыбкой ответил Ян Карлович и одарил того новеньким двугривенным из никелевого сплава.
Дикари! Русские дикари! Даже календарь у них не как у всех цивилизованных людей. Впрочем, он ещё с юности научился не показывать, как он на самом деле относится к этим угнетателям Польши, так что любезный ответ и подарок выдавал совершенно автоматически. Впрочем, сейчас его куда больше тревожил предстоящий разговор с Толстым, видным деятелем из партии эсеров[20].
Нет, он с удовольствием уклонился бы от этого разговора, тем более, что Толстый мог быть на него в претензии. Предыдущий заказ Берман делал как раз Толстому, и он обернулся для группы боевиков-эсеров арестом. Но руководство было уверено, что вскоре в России будут серьёзные революционные волнения, и поручило Яну Карловичу, имеющему выход в самые верха партии эсеров, провести переговоры о финансировании их благородной борьбы.
Увы, но заочно такие дела не решаются, пришлось ехать. Хотя ещё большой вопрос, удастся ли ему эту встречу пережить. Какая-то сволочь распространила среди российских революционеров слух, что он — провокатор, работающий на жандармов. А к таким Боевая организация беспощадна. Остаётся рассчитывать на свою речистость, на убедительность будущих денежных поступлений, а на крайний случай — на боевые умения свои и подручного, предоставленного руководством. Ловкий малый, по всему видно. И с револьвером обращаться умеет, и с ножом. Сейчас Берман как раз и дожидался подручного в номере этой дешёвой гостиницы. Тот отправился в условленное место с заданием встретить Толстого и привести сюда, сбросив возможное наблюдение. Если Толстый будет один, без товарищей, то в случае конфликта они вдвоём точно его одолеют!
К его разочарованию, подручный вернулся один и доложил:
— Ждал, как велено, десять минут, потом все равно проверился, чтобы не проследили. Ничего, есть ещё резервное время на завтра. Подождём?
— А куда мы денемся? Ладно, пошли обедать!
— Как прикажете! Позвольте вам помочь? — тут подручный выхватил из шкафа шубу Бермана и помог продеть правую руку в рукав. Ян Карлович протянул назад левую, но вдруг боль охватила всю левую сторону груди. Не в силах устоять, он повалился на пол, но убийца-подручный аккуратно поддержал тело, не дав грохнуться о пол.
Беломорск, 24 декабря 1904 года (6 января 1905 года), пятница
— Юрий Анатольевич, простите, что беспокою в праздничный вечер, но из Риги поступили срочные сведения. Очень важно! Буквально несколько минут наедине!
Я взглядом испросил прощения у супруги и гостей, и мы вдвоём прошли в кабинет.
— Итак?
— Вчера, в Риге, в номерах дешёвой гостиницы был обнаружен неизвестный мужчина, убитый ударом ножа в сердце. Денег, документов и драгоценностей при нём не обнаружено, однако дорогую шубу не тронули. При нем было обнаружено рекомендательное письмо на имя — тут Артузов сделал небольшую паузу, подчёркивая значимость того, что скажет дальше — Яна Карловича Бермана. Проверка отпечатков пальцев и сличение с изображением подтвердили — это именно он, ваш «крестник».
— Хм… Тоже мне, Рождественский подарочек! — хмыкнул я. — И что вы думаете?
— Если бы его просто убили, это могло бы быть уголовщиной или местью натравленных нами революционеров. Но письмо… Такой опытный конспиратор не стал бы его носить. Да и не нуждался он в нем! Значит, подкинули, чтобы иметь гарантию опознания.
— Согласен. Похоже, я был прав. И англичане дают нам понять, что покушения были делом не их рук. И что они сами наказали подчинённого за своеволие. Похоже на некий жест извинения. И попытку примириться.
— Вы им верите?
— Хм! Смотря в чем! — я улыбнулся. — Что они сейчас хотят мира — верю! Берман был ценным агентом, и главным тут было наказать его и остановить, а не успокоить меня. А вот что они всегда будут добрыми партнёрами — нет, не верю! В конце концов, того же Семецкого в Южной Африке заказал отнюдь не Берман! Так что и в будущем ухо придётся держать востро! Кстати, есть у меня пара идеек насчёт неприметной защиты от пуль и осколков.
Из мемуаров Воронцова-Американца
'…Между тем на Россию наступал кровавый и революционный 1905 год. И Кровавое Воскресенье всё же случилось и здесь. Не удалось остановить ни Гапона, ни полицию. К моему удивлению, недовольство рабочих накладывалось ещё и на недовольство результатами мира.
Но то, что полиции были выданы капсулометы с хлорпикрином и хлорацетофеноном, позволило разогнать толпу малой кровью. Ну и карабины Нудельмана сказались. Когда в руках скорострельный карабин с пятнадцатью патронами в обойме, легче убедить, что «стрелять по ногам эффективнее, бунтовщиков можно судить». Да и энергия у пуль меньше, меньше было вторичных ранений.
В результате основные жертвы были от давки.
Красная Пресня тоже полыхнула, хотя и там за счет капсул с «химией» удалось избежать применения боевой артиллерии. Бои были далеко не столь упорны и кровавы, как в нашей истории…'
Москва, ночь на 18 января (31 января) 1905 года, воскресенье
Тёмка млел… Ему было хорошо-хорошо! «Милая моя!» — шептал он на ушко Ксанке, то нежно целуя её в висок, то покусывая мочку уха. — «Люба́я моя! Моя! Только моя!»
Впервые вместе в постели они оказались в конце августа, совершенно неожиданно для обоих. Революция, гремевшая в России, привела к тому, что они почти перестали
