Просит помощи, а его никто не слышит! Может, помочь ему? Ведь ему так надо! А почему бы и нет? Лёлик сконцентрировался, собрал внутри себя огромный золотистый шар и запустил им в Йетса. Йетс немного покачнулся, ссутулился и погрузился в сон, бессильно свесив сильно поседевшую голову. Очки болтались на толстой золотой цепочке, как качели на детской площадке. Йетс спал, но ему не снились сны. У него не осталось на них сил, он спал счастливым сном, как поевший досыта малыш. Лёлик вышел из кабинета шефа и отдал заявление секретарю. Начиналось что-то новое. Вперёд!
Лёлику хотелось поговорить с Сёмой, сказать, что уходит. И ещё Лёлик знал, что сегодня вечером будет вечеринка, устроенная Джеймсом и Понтчем. И это будет прощальная вечеринка. Хотелось обязательно пригласить Сёму с Анечкой. Так будет правильно, это же всё-таки друзья. Сёма сидел и строчил какую-то бумагу, возможно по работе, а может он писал письмо своей любимой? Во всяком случае, когда Лёлик подошёл, он закрыл окно программы.
Лёлик: Привет, Сёма. Скрытничаешь?
Глазки у Сёмы испуганно забегали, было видно, что он не может соврать, но и не хочет говорить правду. Впрочем, Лёлик не настаивал.
Сёма: А чего ты сегодня так задержался? Заболел?
Лёлик: Нет. Не заболел. Я решил уволиться.
Сёма: Ну, и почему же?
Лёлик: Другие дела. Творчество. Да всё на свете!
Сёма: Ага. Понял. А я вчера с Анечкиной мамой помирился.
Лёлик: Молодец! Приходите вечером на Патриаршие, сегодня что-нибудь замутим.
Сёма: Хорошо. Но, если мы задержимся, я позвоню.
Лёлик: Обязательно звони! Пока.
Лёлик уходил с работы мысленно прощаясь с тем, что было так привычно. Люди. Ситуации. Мебель. Да со всем!
Никифор Петрович лил слёзы в своём кабинете, как в детстве, только не от обиды или неприятностей, а совсем по другим причинам. Он проснулся полный необыкновенного щемящего чувства, которого у него не проявлялось долгие годы. К нему будто бы снова вернулась молодость. Молодость. Более яркие краски жизни. Он стал тоньше чувствовать. И ему показалось, что у него есть будущее. Есть перспективы, есть смысл жить! Вот он и лил слёзы неуклюже вытирая их руками. Ему стало хорошо. Просто хорошо. А чтобы стало хорошо, порою не нужно совсем ничего!
У Лёлика в кармане звонил мобильник, трещал изо всех сил, надрывался и вибрировал своей сущностью. Но Лёлик, поглощенный своим прощанием с работой, игнорировал эту упорную настойчивость. Однако телефон знал своё дело, он мог достать кого угодно. Лёлик улыбнулся и ответил на звонок. Звонил Понтч.
Понтч: Ты чего там замечтался!
Лёлик: Вот уволился с работы, впечатляюсь.
Понтч: Ничего не скажешь — логично… Мы через полчаса появимся на Патриарших, ждём тебя.
Лёлик: Буду, не вопрос.
До Патриарших идти примерно тридцать минут, Лёлик очень хотел увидеть всю компанию, но ещё сильнее хотел встретиться с Ларри. Но Ларри с ними уже не было. Ларри покинул этот такой привычный для Лёлика мир, уйдя туда, откуда прибыл. Ларри сделал необыкновенный подарок, приоткрыв дверь в свою реальность. Просто пришёл и открыл. Подарок настолько велик, что сознание еле вмещает всю его суть. Думая над этим, Лёлик добрёл до церкви на Никитской, где, если верить историкам, венчался сам Пушкин. Рядом с церковью есть памятник Алексею Толстому. Алексей Толстой внимательно посматривал на храм Божий и был полон раздумий и сомнений. Рядом с памятником стояли лавочки, Лёлик сел на свободную. Поблизости гулял мужик с большой черной собакой. Похоже у собаки настолько сомнительная родословная, настолько запутанная, что внешность псины, даже трудно описать. Скажем только — большая черная собака, самого безобразного вида. Таких следует выгуливать только ночью, чтобы не прививать людям дурной вкус. Лёлик улыбнулся своим мыслям. Так как понял, что рассуждения такого рода — это последствие общения с Джеймсом и Понтчем.
Лёлик свободен. Свободен от работы, которая кое-как кормила, но совсем не нравилась. Практически свободен от своих бесконечных сомнений и предрассудков. Наполнен оптимизмом и новыми желаниями к жизни. Те, в свою очередь, состояли из желаний этого мира и желания познать суть другой реальности. Потом, у него есть Алиса! Обычно влюблённые скучают и тоскуют, когда не вместе. Однако Лёлик настолько сильно ощущал Алису, что не мог даже представить, что она не рядом, видя на расстоянии, как та переживает, радуется или решает какие-то мелкие проблемы. Он чувствовал её, как себя, где бы та не находилась.
Лёлик, проанализировав свои старые и новые ощущения и понял, что искренне любит Алису, а оставшееся в прошлом чувство к Олесе — совсем другое. Олеся просто детское наваждение, которое привычно и приятно любить: такая красивая, яркая и далёкая. То, что он тогда переживал, ему нравилось, но в корне не похоже на то, что происходило сейчас. Старая привязанность казалась крайне эгоистичной. Но ему нравилось так любить, нравилось даже мучиться от этого. Скорее всего, неопытный Лёлик, просто прикипел к сомнительной фантазии, как к плохой привычке или труднопреодолимой зависимости.
Отношения, складывающиеся в настоящем, совсем не походили на те прошлые чувства. То, что у него происходило с Алисой можно считать совершенством. Да, именно совершенством! Но если бы Лёлику рассказали, что могут быть такие ощущения, например, дней десять назад, он бы никогда на них не согласился. Его эгоизм не принял бы их. Они бы показались противоестественными и даже опасными! Ведь сейчас, он не мог разделить своё и её «я». Сейчас остались только те желания, которые принимала Алиса и наоборот. Такой порядок вещей настолько поменял внутреннее самоощущение, что молодой человек показался себе совершенно новым. Даже заново родившимся!
В голове Лёлика возникла мелодия. Мелодия для новой песни. Лёлик встал и направился к Патриаршим, тихо насвистывая её по дороге. Компания уже собралась. Лёлик подошёл к Алисе и нежно поцеловал её чуть влажные губы.
Понтч: А мы, а как же мы?
Лёлик: Вас тоже надо целовать?
Понтч: Ну, хотя бы поздоровался, что ли?
Лёлик: Извините, не успел. Привет!
Джеймс: Я сколько тут нахожусь, всё время думаю о человеческой неблагодарности. И это вместо того, чтобы думать о нечеловеческой благодарности.
Понтч: Джеймс, ты чего опять несёшь?
Джеймс: Грусть меня заедает, когда друзья к тебе так безразличны!
Понтч: Хочешь ириску? Она поможет тебе это пережить.
Джеймс: Меня снедает грусть, а я ириской хрусть! Просто реклама кондитерской фабрики…
Понтч: Да ты поэтом стал, горемыка… А поэт — это тонко организованный лох. Не забывай!
Компания собралась почти полностью. Отсутствовали только Сёма и Анечка. Паша привёл Нину, они купались в
