Хуан почувствовал, как затрясся корабль: это насосы стремительно выкачивали воду из балластных цистерн под палубой. Время пришло.
Хэнли управлял судном из командного центра. Он, как и Кабрильо, слышал переговоры в эфире, да вдобавок еще и видел маневры «Эгги Джонстона». Рядом замер оператор боевых систем. Все наружные люки задраены, все орудия готовы к бою. «Орегон» словно ощетинился.
Макс выключил водометы и дал задний ход.
Бурлящие потоки ударили из носовых труб, и сухогруз сбросил скорость так стремительно, что даже немного зарылся носом. Как только корма танкера проплыла мимо, Хэнли снова переключился на кормовые трубы. Запели вакуумные насосы — они охлаждают магнитогидродинамический генератор до ста градусов ниже нуля, чтобы тот давал водометам как можно больше энергии.
«Орегон», словно скаковая лошадь, вырвался вперед, по крутой дуге обогнул корму «Эгги Джонстона». Впереди маячил серый силуэт ливийского фрегата.
Несложно представить шок экипажа «Сидры», когда прямо из-за танкера вдруг выскочил корабль вдвое большего размера. Тридцать секунд ливийцы приходили в себя. Потом эфир наполнился руганью, требованиями и угрозами.
Макс ловко занял позицию между фрегатом и танкером, хотя Маккалоу уже резко отвернул к северу. Он уходил в открытое море, где ему уже ничего не угрожало.
— Назовите себя, иначе мы открываем огонь.
Предупреждение звучало второй раз. Хэнли подумал, что третьего вряд ли дождется. Корабли недостаточно сблизились — «Сидра» легко изрешетит «Орегон» из орудий главного калибра. Искушение схватить микрофон и назваться командиром корабля ВМФ США «Сирена» было почти невыносимо, однако Хэнли сдержался.
На мониторе Хэнли увидел, как возле передней башни «Сидры» расплылось круглое пятно. Снаряд просвистел у самого носа и разорвался метрах в пятнадцати. Корабль ощутимо тряхнуло.
— Предупредительный не в счет, — процедил Макс. — Давай еще раз, и сбросим перчатки.
Снаряд, выпущенный из задней башни, снес крыло мостика. Макс едва не выпрыгнул из кресла.
— Ну все. Огонь по готовности.
Сужающееся пространство между двумя кораблями словно ожило. Тридцатимиллиметровые «гатлинги» «Орегона» и большая автоматическая пушка системы «Бофорс» изрыгали струи огня. Ливийцы теперь палили не только из башенных орудий, но еще и из скорострельных зениток — каждая делала четыре тысячи выстрелов в минуту.
От попаданий корпус «Орегона» звенел, как колокол. Снаряды зениток пробивали броню, но застревали в переборках. Главные орудия причиняли куда больший ущерб.
Три каюты были разгромлены полностью; со стенок бассейна, служившего по совместительству балластной цистерной, сыпалась мраморная плитка. С каждым новым попаданием повреждения росли. Взрывом снаряда разворотило зал, где собиралось руководство. Двухсоткилограммовый стол отшвырнуло к стене, кожаные кресла вспыхнули как свечи.
В нескольких местах сработала автоматическая система пожаротушения, однако аварийные команды получили приказ оставаться у противоположного борта вместе с остальным экипажем и не рисковать жизнью понапрасну.
Впрочем, «Орегон» отвечал ударом на удар. На мостике «Сидры» не осталось ни одного целого стекла, прицельный огонь уничтожил там все навигационное и рулевое оборудование. Снаряды высекали искры из бронированного панциря фрегата. Очередь из «гатлинга» прошила спасательную шлюпку — она затряслась, словно крыса в зубах у терьера. Огонь сместился, изрешеченное суденышко уродливо повисло на талях.
Мелкокалиберные пушки не могли ничего поделать с бронированными орудийными башнями, поэтому оператор боевых систем стал наводить крупнокалиберное носовое орудие. На нем стоял такой же стабилизатор, как в танке «Абрамс», поэтому пушка била с удивительной точностью. Первый же выстрел угодил прямо в основание башни: бронированная громада подпрыгнула на два метра — и снова рухнула. Из обоих стволов потянулся жирный дым.
Корабли осыпали друг друга ударами. И тот и другой выдержали бы еще множество попаданий. Полоска воды между бортами неумолимо сужалась. Орудия били почти в упор, снаряды разрывались через мгновение после выстрела.
История морских сражений не знала подобного ада. Впрочем, несмотря на страшную опасность, свою роль в этом отдельно взятом аду Макс Хэнли ни на что бы не променял.
А вот Кабрильо с товарищами приходилось туго. Они прятались за специально укрепленной секцией фальшборта, но, когда по трехслойной броне хлестали очереди тридцатимиллиметровой автоматической пушки, чувствовали себя голыми и беззащитными.
При обычных обстоятельствах Хуан и представить себе не мог такого сражения. Спасибо современным технологиям — война больше не ассоциируется с кровавой сечей. Нет, теперь при слове «война» воображение рисует пульт с пресловутой кнопкой, ракеты — и абстрактное пепелище. Ни тебе криков, ни слез — кричать и плакать просто некому. Сейчас все было иначе. Кабрильо физически ощущал ненависть, каждый снаряд словно швыряла овеществленная злоба.
Враг хотел, чтобы он умер. Не просто умер, а перестал существовать, словно его никогда и на свете не было.
В броню снова ударил снаряд, и Хуану на мгновение показалось, что его внутренности превратились в желе. Еще он подумал, что совершил непоправимую ошибку.
А потом этот страшный миг прошел, и Хуан понял: эти люди сами не остановятся, а значит, кто-то должен их остановить. Раз не хотят слышать уговоров, пусть на собственной шкуре ощутят свою же собственную жестокость.
Весь корпус вдруг содрогнулся. Корабли сошлись борт к борту. Макс точно рассчитал балласт — релинги оказались на одном уровне. Сжимая в руке компактный автоматический пистолет, Хуан перепрыгнул на «Сидру».
Реактивная струя гранаты, пущенной с кормы, из-за задней орудийной башни, едва не снесла ему голову. В бронированную плиту, за которой прятались двенадцать десантников, граната ударила как раз в тот момент, когда десантники приготовились последовать за командиром. Невидимый гранатометчик при всем желании не выбрал бы более удачного момента. Десятерых отшвырнуло назад — окровавленные и совершенно дезориентированные, они попадали на палубу. Двоих оставшихся толкнуло вперед, но тут борта на волне чуть развело. Бойцы свалились в узкую щель и одновременно ушли под воду.
Макс видел все по внутренней телесети. Он сразу отвел «Орегон» чуть в сторону, чтобы упавших не расплющило бортами. Не зная, выжил ли хоть один, Макс приказал спасательной группе, которая ждала в доковой камере, немедленно спускать лодку. Помощник в это время с помощью джойстика поворачивал камеру, осматривая палубу «Сидры».
— Вот он! — закричал Макс.
Одинокий Кабрильо стоял с дымящимся «хеклер-кохом»: он только что прикончил гранатометчика — улучил момент, когда тот перезаряжал свое оружие. Хуан как будто знал о камере. Он посмотрел прямо в объектив так свирепо, что Максу стало не по себе. И нырнул в люк.
