им в этом наша задача. Давай на ночь укладываться. Завтра долгая дорога.
Утром мы снова шли в сторону Петербурга. Но теперь вдоль дороги временами возникали какие-то каменные замки, исполинские фигуры и прочая каменная чушь. Правда, в основном красивая чушь. Но добило меня, когда впереди возник знакомый памятник вождю мирового пролетариата. Только размером он был не меньше знаменитого монумента из Волгограда. Дедушка Ленин, выставив вперед руку с зажатой в ней кепкой, гордо смотрел в светлое будущее.
— Похоже, мировой коммунизм все же одержал победу во вселенной! — растеряно пробормотал Терентьев, когда мы подошли к исполину поближе. — Знал бы, всегда бы за КПРФ голосовал.
Внезапно исполинская статуя повернула на нас свою каменную голову, подмигнула светящимся зеленым цветом глазом, помахала зажатой в каменной руке кепке, и вновь застыла в том же положении, что и раньше.
Меня чуть Кондратий не хватил, от увиденного. От неожиданности, я шлепнулся прямо на асфальт, усыпанный инопланетным мхом.
— Э-э-э-т-т-т-т-о что такое было? — мигом побледневший Саня начал заикаться.
Я не смог вообще ничего произнести. Но спустя минут пять, когда до нас дошло, что представление закончилось, все же произнес.
— Саня, пойдем скорее отсюда!
К концу дня, когда мы ушли достаточно далеко от страшного памятника, я предположил.
— Может они так шутят? Ну, или проанализировав, что в каждом городе стоит такой монумент, решили сделать нам приятный сюрприз?
— Ага, очень приятный. Чуть сердце не остановилось! — возмутился Терентьев.
— Сань, ну ты сам подумай! Если бы ты был на их месте? Разве не сделал бы чего-нибудь подобного?
— Ладно, может ты и прав! Но надеюсь, таких «сюрпризов» больше не будет.
Да, больше нас каменюки так не развлекали. Видимо как-то почувствовали, что с детьми демократии так шутить не стоит.
Спустя неделю пути, лианы изменили наше направление, в своей привычной манере. Нам пришлось сойти с трассы и двигаться теперь в северо-западном направлении.
— И куда нас теперь ведут? — спросил Саня.
Я достал атлас.
— Кажется, в сторону Новгорода.
— Ты был в тех краях?
— Нет, чем западнее, тем сильнее там была радиация. Я старался больше по восточной стороне проходить.
— Ну, посмотрим, что нас еще ждет.
Вообще, мне показалось, что за последние дни что-то неуловимо изменилось в настроении моего друга. Он стало каким-то более задумчивым и молчаливым. На все расспросы он лишь отмахивался.
Впрочем, я думаю, что понимал, чем его голова была забита. Ведь мне в голову лезли те же мысли. Если наша теория верна, то при встрече со следующими представителями внеземного разума, одного из нас не станет. Как говорили мудрые, один раз — случайность, два — совпадение, а три — закономерность. Рассчитывать, что все обойдется было, по крайней мере, глупо. Оставалось лишь решить кто из нас. Впрочем, я уже давно для себя определился. Еще тогда, в пещере, когда все понял. В конце концов, сколько уже можно бегать от костлявой? К тому же, тот, кто останется, все равно скорее всего погибнет вместе со всем этим местом. Неделя уже ничего не решит. Терентьев был сообразительнее меня. Опять же в технике разбирался.
Но это было не главным. Сильнее всего меня мотивировало так поступить то, что я уже до смерти устал смотреть, как уходят один за другим близкие мне люди.
Не скрою, мне было грустно, что мне больше никогда не увидеть свою семью. Что не сфотографировать, как мой сынок сделает первые шаги. Как Дарина будет его нянчить. Но с этими мечтами я уже давно расстался.
Спустя пару дней на горизонте возникли силуэты древнего города. И да, я оказался прав. Это был Великий Новгород.
Мы шли по улицам, на которых царила чистота. Алые и желтые лианы укрывали все недостатки города. А разрушенные участки были заняты новыми нерукотворными строениями. Каменюки очень гармонично вписывались в окружающий пейзаж.
Войдя в город я, как и мой товарищ, старались делать вид, что все хорошо. Мы громко шутили по поводу и без, наблюдая друг за другом. Думаю, ни мне его, ни уж тем более ему меня, обмануть не получалось.
Хищные джунгли вели нас через город прямо к Новгородскому Кремлю. Мы вышли к узкому пешеходному мосту. Справа от нас стоял какой-то фрегат. Каким образом ему удалось пережить ядреную и вторжение, оставалось только догадываться. По ту сторону речки виделись стены Кремля. Вдали отражали блики синей звезды золоченые купола Софийского собора.
Мы вышли на мост. Снизу раздался плеск воды. Я подошел к перилам и увидел, как в речке плещется какое-то странное создание. Размером с дельфина. Но внешнее оно скорее напоминало не рыбу, а какого-то пингвина. Только двигалось с грацией лебедя. Оно неторопливо нарезало круги и неторопливо двигалось, словно танцуя под неземную мелодию.
Рядом со мной стоял Терентьев и заворожено глядел на это представление.
— Ладно, пойдем, что ли! — произнес я. — А то сейчас в спину подталкивать начнут.
Сзади, у входа на мост, сплошной стеной застыли лианы.
Мы прошли половину моста, когда появились они. Не знаю, как можно описать объемную тень какого-то насекомого. Но это определение было первым, которое пришло мне в голову, когда я увидел эти сгустки тьмы. Они возникли из неоткуда. Просто появились сзади и спереди нас и все.
Я устало скинул рюкзак. Саня смотрел на пришельцев с каким-то отрешенным взглядом, что-то ковыряя палкой на асфальте.
— Ну вот, кажется и все! — сказал он. — Дальше, похоже, дороги нет.
Мы встретились взглядами. Он смотрел спокойно, без волнения. И уж тем более без страха. Лишь где-то в уголках глаз пряталась какая-то ирония.
— Прощай, друг! — с улыбкой произнес Саня.
— Прощай, — отозвался я и рванул навстречу теням.
Этот день был совсем не плох, для того, чтобы умереть.
Палка, которая еще секунду назад покоилась в руках Терентьева, описав круг, больно ударила меня по голени. Моя нога подвернулась, и я влетел лбом в металлические поручни Горбатого моста. Из рассечения моментально брызнула кровь прямо мне под ноги.
Я вскинул голову, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь мириады искр, посыпавшихся их глаз. Секунда и изображение начало проясняться.
— Не-е-е-т! — заорал я, наблюдая за тем, как мой друг исчезает в объятиях странных существ.
Ярость заполонила мой разум. Я вскочил на ноги и принялся вымещать всю злость на ни в чем не повинных поручнях. Сначала лупил по ним кулаками, пока капли крови
