за считанные минуты. Она долго не доверяла ему, и несколько дней он просто приходил на рынок, чтобы уговорить ее отдать продажу ему.
— Я тогда решился на то, чтобы отдать девушке все свои деньги. Чтобы она поверила. На следующий день она пришла с подругой…
— Рыжая, с веснушками и пухлыми губами? — уточнил Лев.
— Да, она, — Орбан сначала удивился, но потом, похоже, расслабился, поняв, что настырные незнакомцы и правда знают этих мастериц.
Лена понимала, что никакой лапши этому мужчине не видать. Да и с мылом ему придется завязать, и весь его бизнес провалится к чертям собачьим. Но потом решила плюнуть на сожаления, ведь и те девушки тоже, вероятнее всего, хотят вернуться домой.
— Я помог им оплатить дом. Хозяева — крестьяне, и им пришлось переехать жить на конюшню. Но я щедро заплатил, чтобы девушек не трогали, не мешали и, не дай Бог, не выведали их рецепт. Это мыло увозят из Норфолка даже на кораблях. Приходят люди и скупают все, что есть. Ждут несколько дней, чтобы я привез остатки.
Важничал этот Орбан знатно, даже глазки-щелочки несколько раскрылись. То ли эль, то ли доверие полностью лишили его страха.
— Давайте пойдем к ним. Если надо ехать, у нас есть сани, — предложил Лев, поняв, что клиент скоро напьется и утром может передумать. А следить за ним будет довольно сложно: мужик прозорливый, тертый, как говорится, «калач».
— Утром. Сейчас опасно на дороге между городом и той деревней. Утром у них будет готова новая партия, — собрался было отказаться он, но Лена встала и, уперев руки в бока, заявила:
— Мы поедем сейчас же, Орбан. Я долго ищу ее, и мы сможем обороняться. У нас есть ножи, топор. Да и не похожи мы на тех, кто едет с монетами. Тем более в такое время.
— Да, едем сейчас или наше предложение можешь забыть, — Лев тоже встал, и Орбан вспомнил, какого роста этот громила, а по сравнению с ним и вовсе. Такие долго не разговаривают. Сейчас в харчевне он в безопасности, но через пару часов его выгонят отсюда взашей, и тогда эти люди могут лишить его не только монет, но и жизни.
— Ладно, поедем, только отдай мне остатки. Если обманешь, я знаю, кто может сделать такую же, — хмыкнул Орбан и встал.
— Такую не сделает больше никто. Потому что в этой лапше есть кое-что важное. Иначе она просто не получится и будет развариваться в бульоне, как каша, — уверенно сказала Лена и пошла на выход, поняв, что Лев планирует не выпускать его из виду и вести между ними. Кто знает, какие уловки у этого мужичка в голове.
Лошадка, завидев хозяев, довольно фыркнула. Лев закинул в сани купленный фураж и мешки с вещами, запряг лошадь и потянул на улицу.
К месту они подъехали уже за полночь. Деревня и правда оказалась слишком далеко.
— И зачем вы их поселили в такой дали? Чтобы никто не выведал рецепт? — Лена внимательно всматривалась в темный дом, из трубы которого валил дым. — Да и эту развалюху надо топить круглосуточно, чтобы хоть сколько-то сохранить тепло.
— Да, тут им точно никто не помешает, — уже протрезвевший Орбан, засыпавший в пути раз пять, спустил ноги с саней. Лев сразу поторопился за ним. В этой темноте, зная все ходы, новый знакомый мог скрыться в считанные минуты. Да и в нужное ли он место их привез, это еще надо проверить.
— А местные не подумают о них ничего плохого? Например, что они варят снадобье по ночам. И тогда ваших курочек, несущих золотые яйца, могут просто привести к костру. Очень глупое решение, Орбан, — Лена шла за ним шаг в шаг и готовилась к прыжку на тот же случай, что и Лев.
— Никто ничего не узнает. Ставни закрыты, хозяевам я запретил заходить внутрь, — довольно объяснил Орбан.
— Вот это и страшно, — тихо, почти неслышно ответила Лена.
— Эй, это я. Вы не спите? Я привез к вам гостей, — Орбан постучал в плохонькую дверь, которую при желании можно было вынести ударом ноги.
Лена посмотрела на Льва, сигналя глазами, мол, имей в виду, что меня «сестренка» точно не узнает. Так что этот хлыщ может устроить нам совершенно неожиданный приемчик. Кто знает, что у него в карманах.
В доме что-то брякнуло, потом в щели между ставнями Лена заметила свет. Окна почти касались пола, а стены были выше ее головы буквально на несколько сантиметров. Дом был похож на жилище гномов и вполне реальным казалось, что сейчас им на встречу выйдет один из них, в огромном колпаке с округлым носом, со свечой в руке. Зевнет и недовольно уставится на нежданных гостей.
— Чего ты приперся так рано? Сказали же, до рассвета нечего делать, — голос девушки был как раз недовольным, как у того гнома, которого представляла себе Лена.
— Я привез сестру Мэри. Ну, по крайней мере, она настаивает, что она ее сестра, — ответил Орбан и, осмотревшись, понял, что если он захочет бежать, то не сможет: эти двое плотно держат его между дверью и своими плотно упакованными в теплую одежду телами.
— Какую еще сестру? — второй голос был уже не недоволен, а даже испуган. Не укрылось это и от Орбана.
— Катя, Маша, это Лев. Тот самый Лев… черт… я автор книги. Я «Черная Магнолия». Я знаю, как можно вернуться назад, — быстро поправил себя Лев и в нетерпении схватился за ручку двери.
— А я Лена. Я попала сюда так же, как и вы. Это из-за той книги. Мы можем вам помочь.
За дверью долгое время было тихо. Лена даже ухо приложила, чтобы услышать, если те шепчутся.
— Лишь бы это были они, — прошептала Лена и посмотрела на Льва.
— Мы нашли вас по мылу. Такого здесь нет, — решил продолжать Лев, но девушки молчали. — Если вы не хотите вернуться в Москву, я оставлю вас в покое, но…
— Никто не говорил, что они куда-то вернутся, — недовольный Орбан вдруг понял, что денежки уплывают у него из-под носа, и проснулся окончательно.
— В Москву? — голос за дверью был таким слабым, что казалось, его хозяйка совсем без сил. Но потом гости услышали, как девушка заплакала.
Дверь отворилась. Перед ними в дверном проеме возникла рыжеволосая круглолицая женщина лет двадцати пяти или чуть больше, с такими яркими веснушками, какие рисуют обычно в книжках, в платке, завязанном узлами назад, и сером платье, туго подвязанном таким же серым передником. В одной руке ее была плашка со свечой,
