руку, не давая уйти.
Она будто чувствует что-то, только никак не может это словами выразить. Или не хочет озвучивать свои подозрения.
— Нет, Даш, я в порядке, — нагло вру, и ком подбирается к горлу. — В петлю не полезу, из окна не выброшусь. Не переживай.
На самом деле правда в том, что я ни разу в жизни не чувствовала себя хуже, но я запрещаю себе думать об этом, чувствовать, иначе глаза вытекут вместе с бесконечными слезами, которых сегодня и так было слишком много. Не могу больше, физически уже плохо, не только душевно.
Бодрым шагом ухожу в свою комнату — не хочу новой порции подозрительных взглядов и шепотков за спиной, но всё равно чувствую волны напряжения. Они несутся мне в затылок, стоит отвернуться от девочек.
Они обо мне беспокоятся — я понимаю это и очень ценю. Но ещё немного, всего капельку, заботы или сочувствия в чужих глазах, взорвусь и обижу. В конце концов, у меня тоже есть гордость и она сильно страдает, когда меня жалеют.
Так, с прямым до боли позвоночником и затекающей от напряжения шеей я дохожу до комнаты, медленно открываю дверь и плавно её закрываю. И уже внутри оседаю на пол, обнимаю колени, но не плачу больше. Думаю и жду, когда уснёт дом.
За окном темнота — наступил вечер, и скоро всё небо раскрасится по-зимнему яркими и холодными звёздами. Зима так рано в этом году, и воздух пахнет морозной свежестью — сразу на память приходит чистое бельё, которое мама щепетильно развешивала во дворе, разглаживая малейшие складки.
За дверью постепенно стихают все звуки: девочки перестают трепаться, расходятся по комнатам и постепенно укладываются спать. За стенкой не жужжит тихонечко очередной научно-популярный фильм — обязательная программа любознательной Даши. Ивашкина наверняка уснула тоже, начитавшись романтических историй. Пора.
Я выжидаю ещё немного, прислушиваясь к густой тишине дома, и внутри закипает злая энергия. Вскакиваю на ноги, по мягкому ковру бегу к шкафу, в котором хранятся мои немногочисленные пожитки. Даже хорошо, что в кофейню в итоге меня не взяли. Вначале я расстроилась, когда узнала, что у них уже на примете другой более опытный кандидат, но сейчас понимаю, что не зря. Меня не держат обязательства и трудовой договор.
Нет-нет, бежать, куда глаза глядят! Мне нужно подумать где-то, где стены не хранят столько воспоминаний.
Наверное, я сошла с ума, задумывая побег. На самом деле у меня нет ни одного места, куда бы я могла сбежать и не чувствовать себя грязной, униженной, одинокой. К родителям? Нет уж, давать им в руки шанс до конца дней надо мной глумиться и повторять: «А мы же говорили, а надо было нас слушать»… от одной мысли об этом холодным потом спина покрывается. Ни за что!
К Юльке тоже не могу, потому что будет задавать тысячу вопросов, а я не готова на них отвечать. Больше никаких вариантов, но мне в любом случае надо сейчас куда-то сбежать. Хотя бы до утра. Хотя бы, пока не придумаю, как из тех осколков, на которые разрушилась моя жизнь, склеить хоть что-то.
В рюкзак кладу одежду — просто стряхиваю с полки внутрь всё, что под руку попадается. Зачем она мне? Не знаю, просто делаю что-то, ни о чём не задумываясь.
На чистой полке остаётся единственный предмет — та самая зажигалка. Я нашла её, но так и не поняла, откуда взялась на полу. Кто обронил? Помнится, пихнула в шкаф и забыла о ней, так она в шкафу и провалялась.
Так и не решив, машинально, кладу зажигалку в задний карман брюк.
Хватаю ртом воздух, и когда приготовления к побегу закончены, я осматриваю комнату. Будто бы прощаюсь. На всякий случай делаю это, потому что ещё не знаю, вернусь ли. Наверное, нет. Если моя голова прояснится и я решу, где смогу найти временный приют, ни за что не вернусь в место, где так много подлости и позора.
Меня лихорадит. Зубы стучат, я прикладываю тыльной стороной ладонь ко лбу, но это не температура, это нервы. От них меня знобит, а воздуха отчаянно не хватает.
Надеваю захваченное из прихожей пальто, руки не слушаются, когда пытаюсь пуговицы застегнуть, в итоге бросаю эту затею и так, расстёгнутая, подхожу к окну, распахиваю створку и, глянув вниз, перелезаю через подоконник. Перекидываю ноги, только сейчас заметив, что на мне лёгкие осенние кеды. Когда я их обула? Совсем ничего не помню.
Да и пофиг! Главное — сбежать.
Прыгаю вниз — благо невысоко, — приземляюсь во влажную грязь, пачкаю подошву кед, и холод мигом пробирает до костей. Чёрт, надо было обуться попрактичнее, но теперь уже нет смысла переживать. Что сделано, то сделано.
Уцепившись за лямку рюкзака, я, как заправский ниндзя, пригибаюсь и сливаюсь с тенью, через розовые кусты, вдоль по мощёной дорожке покидаю двор. Чёрное небо в россыпи звезд нависает надо мной, такое мрачное и величественное, и луна указывает дорогу.
Замок на калитке неприятно скрипит. Я замираю, прислушиваясь к шорохам и звукам, боюсь, что вот сейчас кто-то меня услышит и кинется наперерез, помешает, не даст уйти, но никого на метры вокруг нет.
Я выскальзываю на улицу, захлопываю дверцу и иду, куда глаза глядят. Специально не смотрю на соседний дом, где в окнах видится призрак Демида, семеню вперёд, не оглядываясь. Бреду по улицам, не разбирая дороги, вхожу в незнакомые переулки, пересекаю знакомые проспекты, выхожу на Институтскую площадь, смотрю на здание нашего универа, на его колонны, ступени, тёмные ночью окна.
Такое величественное здание, которое я втайне рассматривала на картинках в инете, мечтая сюда поступить. Я так мечтала… до дрожи. Фантазировала об образовании больше, чем о любви, грезила им. Но сейчас, когда стою в сотне метров от входа в универ, оно для меня дальше, чем когда бы то ни было.
Смогу ли я вернуться когда-то сюда после того, что сделал со мной Демид? После видео этого, которое видели все, даже преподаватели?
Делаю несколько несмелых шагов, подхожу ближе. В метре от меня самая нижняя ступенька. Страшно на неё наступить. Кажется, если поставлю ногу, сделаю шаг, она заразится от меня, станет такой же грязной и никому не нужной. Преданной.
Да что за мысли в голове? Что за бред лезет в неё?
Я вглядываюсь в ступеньки, а на них окурок валяется и чей-то плевок. Левее смятая в комок бумажка, пустая пачка сигарет, на которую кто-то наступил, превратив в уродливый блин. Вон
