так же безусловно, как само солнце.
Он снова и снова разрывает Дэвиса на части, и никто из других моих Привязанных не пытается его остановить. Нет, даже Норт стоит и смотрит, как мой мучитель умирает медленной, болезненной и ужасающей смертью, запертый в своем собственном разуме, пока его тело отключается от чистого ужаса.
В последний момент узы Нокса предлагают душу Дэвиса моим.
Дар силы, если я решу его принять.
Я всерьез обдумываю эту идею и поэтическую справедливость того, чтобы забрать его силу в себя. В конце концов, я не хочу, чтобы пятно этого человека когда-либо снова касалось меня, даже его душа не просачивалась ко мне. Поэтому я отпускаю ее, наблюдая своими пустыми глазами, как она исчезает в небытие. Человек, который преследовал меня каждую минуту бодрствования, монстр во всех моих худших кошмарах, мертв.
Нокс Дрейвен убил его ради меня.
Я сдуваюсь, как проклятый воздушный шарик, и падаю на землю. Я не плачу, даже от радости, но в груди щемит, что может быть облегчением, а может, просто физической болью, потому что сегодня мы боролись за свои жизни.
На самом деле, об этом можно только догадываться.
Нокс переступает через тело Дэвиса. Я ожидаю, что он встанет рядом со мной, может быть, протянет мне руку. Вместо этого он опускается, обхватывает мои плечи руками и притягивает меня к своей груди. Дыхание у него прерывистое, но сердце бьется ровно и уверенно.
Я никогда не сомневалась в нем, не сомневалась в том, что он готов сделать для меня сегодня, и уж точно не сомневалась в том, что он сделает для своей семьи. Закончить бой и видеть его здесь, живого и невредимого, — это все, на что я когда-либо могла надеяться.
Мы все живы.
Норт подходит к нам обоим, и Нокс в конце концов встает, увлекая меня за собой, а затем толкает меня в объятия своего брата. Норт обхватывает мое лицо своими большими ладонями и прижимает наши лбы друг к другу, проверяя, все ли в порядке со мной.
Я отстраняюсь, чтобы осмотреть окружающую нас местность. Дым все еще висит в воздухе и душит меня до тех пор, пока я не начинаю кашлять. Все было не так плохо, пока мы сражались, но теперь, когда мой разум не сосредоточен на нашем выживании, мне кажется, что я задыхаюсь от него.
Смотря на горящие палатки, я слегка щурюсь и быстро моргаю в попытке прочистить глаза. Однако ничто не меняет того, что я вижу.
Сенатор Олдхэм.
Неодаренная, заноза в заднице Норта, сенатор просто… стоит посреди разрушенного войной лагеря, как будто для нее это обычное утро вторника.
Грифон хмурится при виде выражения моего лица, поворачиваясь, чтобы посмотреть, что меня так взволновало. Когда он замечает стоящую там женщину, он переминается с ноги на ногу, его рука опускается вниз и ложится на оружие. Норт тоже оглядывается через плечо, шок невольно пробегает по его лицу, а Нокс, нахмурившись, подходит ко мне. Атлас и Гейб оба озираются по сторонам, не понимая, что же такого тревожного в этой маленькой, невзрачной женщине, но они доверяют нам достаточно, чтобы перейти в режим повышенной готовности.
Она мягко качает головой, ее голос тих, но тверд, и его легко услышать: — Ну-ну. Я не ожидала, что вы все переживете психоз Дэвиса. Я была уверена, что он вытащит божественные узы из маленькой девочки. Такой позор, что мне придется завершить то, что ему не удалось сделать.
Затем ее взгляд меняется на черные пустоты богов.
Я не знаю ничего, кроме боли, когда тьма забирает меня.
