ссора сестер произошла из-за вопроса о женском избирательном праве. Энни Натан, которая первой в Нью-Йорке села на велосипед — в те времена, когда подобные вещи шокировали общество и попадали в газеты, — и которая, казалось, выступала за все, что связано с прогрессом и просвещением ее пола, сделала удивительный шаг — присоединилась к антисуфражистам. «Она сделала это в основном для того, чтобы насолить Мод», — писал один из ее кузенов, но какова бы ни была причина, это стало концом мира в семье. Во время одной из редких стычек Энни спросила Мод: «Как ты смотришь на то, чтобы твой повар голосовал?». Мод невозмутимо ответила: «Он голосует!». Разумеется, два брата девочки, как и большинство мужчин, встали на сторону Энни (судья Кардозо был важным исключением, он выступал за право женщин голосовать). А Энни Натан тем временем начала отдельную борьбу: за женское образование.
«Сколько я себя помню, меня переполняло страстное желание поступить в колледж», — пишет она в своих мемуарах. Отец взял ее на колени и с грустью сказал, что если она будет стремиться к этому, то никогда не выйдет замуж, потому что «мужчины ненавидят умных жен». Тем не менее она поступила в Колледж Колумбии, который тогда назывался «Коллегиальный курс для женщин», и еще до двадцати лет была счастлива в браке с успешным врачом Альфредом Мейером. Однако «Коллежский курс» показался ей удручающе ограниченным, поскольку был посвящен в основном обучению женщин закатыванию швов и балансировке чайных чашек, и в 1886 году она бросила колледж, не получив диплома, обнаружив, что единственным другим высшим учебным заведением для женщин в пределах разумного расстояния является Гарвардское приложение (предшественник Рэдклиффа), но даже оно не давало возможности получить диплом. В Нью-Йорке, да и поблизости, не было буквально ни одного женского колледжа.
Поэтому Энни Натан Мейер решила открыть свой собственный колледж. На велосипеде она отправилась за средствами и поддержкой к людям по всему городу, которые были либо равнодушны, либо категорически против женских колледжей. Она проехала сотни миль по улицам Нью-Йорка, штурмуя крепости богатых и влиятельных людей, требуя, чтобы ее увидели и выслушали. Ее друзья и близкие — за исключением мужа — сразу же отказались от нее, решив, что и Энни, и ее безумный крестовый поход безнадежны. Одной из женщин, к которым она обращалась, была миссис Венделл, мать профессора Гарварда, которая «фактически плакала», по ее словам, «думая о том, что эта милая девушка тратит свою жизнь на невозможную попытку основать женский колледж, связанный с Колумбийским университетом».
И все же мало-помалу она начала получать поддержку своего проекта. Одной из первых ее поддержала Элла Вид, директриса модной в то время школы мисс Энни Браун на Пятой авеню, где учились молодые леди из нью-йоркского общества. Другим энтузиастом, поддерживавшим Энни Браун, был богатый клубный деятель Чонси Депью, к которому присоединились такие светила того времени, как Ричард Уотсон Гилдер, бывший редактор журнала Century, и Джозефина Шоу Лоуэлл. Внезапно стало казаться, что Энни Натан Мейер на своем велосипеде действительно собирается основать колледж. Колледж Барнарда, названный в честь бывшего президента Колумбийского университета (таким образом Энни Натан заручилась поддержкой вдовы доктора Барнарда), получил свой устав в 1889 г., и его основательница потратила на это удивительно мало времени своей жизни. Ей было всего двадцать два года.
Хотя Барнард процветал и рос, он долгие годы оставался единственным женским колледжем Нью-Йорка, и Нью-Йорку потребовалось необычайно много времени, чтобы понять, что такое Барнард и что есть Нью-Йорк. В 1890-х годах миссис Уильям Астор — миссис Астор из знаменитого бального зала — встретила на вечеринке свою подругу миссис Дуэр и спросила о дочери миссис Дуэр, Алисе, которая впоследствии стала поэтессой Алисой Дуэр Миллер. «Я не видела Алису ни на одном из танцев всю зиму», — сказала миссис Астор. Когда ей сообщили, что Алиса учится в Барнардском колледже, миссис Астор воскликнула «Что! Эта милая молодая девушка?». Несколько лет спустя группа по сбору средств для Барнарда выступала перед богатым отделением «Дочерей американской революции». Учитывая значимость женщин в группе и размер их кошельков, барнардские дамы были уверены, что будут сделаны крупные пожертвования. Но после того как прошло несколько недель, а подарков так и не поступило, одной из «дочерей» позвонили. Интересовалась ли она финансовыми нуждами Барнарда? «Ах, да, — ответила женщина, — это было так интересно. Я бы хотела что-нибудь сделать, но, видите ли, здесь, в Нью-Йорке, столько всего интересного. Я не могу отдать деньги на что-то столь отдаленное».
Сбор средств для Барнарда занимал большую часть жизни Анни Натан Мейер, и она дожила почти до девяноста лет. Очевидно, что она добилась успеха, поскольку из горстки девочек, обучавшихся на средства, выделенные на первый год обучения в размере чуть более десяти тысяч долларов, Барнард превратился в учебное заведение, насчитывающее сегодня около двух тысяч студенток и обладающее эндаументом в десятки миллионов. Энни Мейер писала:
Успешная нищенка должна обладать многими противоречивыми качествами. Она должна проницательно разбираться в человеческой природе. Но не слишком проницательно. Это должна быть проницательность, смягченная и согретая великолепной уверенностью, славным осознанием тех высот, на которые может подняться человеческая природа, и тех глубин, на которые она может упасть. Очевидно, что малейший оттенок цинизма разрушает веру, которая должна двигать горы. Никогда я не нажимал на звонок в доме миллионера пальцем, который бы не дрожал. Никогда я не стояла на верхней ступеньке особняка миллионера без горячей молитвы о том, чтобы тот, к кому я пришла, оказался «не дома».
Единственным постоянным недостатком Анни Натан Мейер было то, что на похоронах она впадала в истерику. Когда это случалось, парик, который она носила в последние годы жизни, слетал с головы. Ее муж кричал: «Ударьте ее! Дайте ей тумака!» Все это превращало похороны Наташи в тяжелое испытание.
При всех своих успехах отношения между сестрами Натан оставались бурными. Бывали моменты добрых чувств между ними, но они были редки и непродолжительны.
Казалось нелепым, что эти две маленькие, компактные, эффективные женщины, которые были сестрами, но при этом так много сделали для общего женского дела, должны были оставаться врагами. Под конец жизни на большом приеме в честь благотворительной акции, в которой они обе были заинтересованы, сестры Натан появились, как обычно, по отдельности. Они пробыли на приеме более часа, после чего ушли по отдельности. Все это время основательница колледжа Барнард и великий борец за права женщин оставались в разных концах зала, старательно игнорируя друг
