местных жителей (Алеутский назвал его Иваном Петровичем) якобы пришел к нему и рассказал, что четыре года назад, когда он ловил семгу на одном из притоков Пинеги, к его избушке пришел огром-ный гоминоид. Иван Петрович оказал ему гуманитарную помощь — накормил перловой кашей. И благодарный гоминоид стал загонять семгу в сети. Почувствовав в профессоре родную душу, таежный браконьер пообещал, что даст возможность сфотографировать своего волосатого сообщника. «Если это удастся, то я порадую читателей уникальным снимком», — с неизменным простодушием писал профессор.
Примерно раз в две недели я звонил Алеутскому и рассказывал ему, как идет подготовка к экспедиции. В конце концов он понял, что наше стремление попасть на Мегру серьезно. «Хорошо, я покажу вам то место», —согласился профессор.
Приезжаем в Архангельск. Достаем карту тех мест. Договариваемся с вертолетчиками. Приходим к Алеутскому: «У нас все готово».
— А что бы там, собственно, хотите увидеть? — спрашивает Алеутский.
И я допускаю большую оплошность. Я говорю, что за прошедшие три года, конечно, все исчезло. Но одна часть скелета медведицы должна остаться — череп! Некуда ему деться! Для зверя слишком тяжел. Для человека — не нужен. «Едва ли я точно укажу то место. Столько озер! Можно перепутать», — неожиданно говорит профессор, — «Хорошо, укажите хотя бы приблизительно». — «Нет, не смогу!»
Мы знали тип вертолета, на котором летал Алеутский. МИ-2. В авиаотряде сказали: в 1989 году этот тип вертолета не использовался…
По словам Алеутского, вертолетчик Сережа уволился по причине болезни сердца. В отделе кадров авиаотряда сказали, что такого не припоминают…
Зачем же мы все-таки летали на Мегру? Во-первых, профессор мог специально назвать другой тип вертолета и изменить имя вертолетчика. Он мог водить нас за нос не потому, что все выдумал, а затем, чтобы обезопасить гоминоида от всяких экспедиций, включая нашу. Во-вторых, мы должны были пройти свой путь до конца и побывать если не точно на том месте, то хотя бы где-то неподалеку. Для того, чтобы иметь представление о том, какие там условия обитания.
Нас высадили на бывшем немецком аэродроме, тайно оборудованном среди болотных топей в годы войны. Отсюда вражеские самолеты совершали то ли разведывательные, то ли диверсионные рейды в глубь нашей территории. Место выбрано удачно. Настолько далеко от Архангельска, что нашим летчикам, преследовавшим немецких пилотов, поначалу даже в голову не приходило, что противник мог проявить такую нахальную изобретательность. Те, кто оборудовал этот аэродром, и те, кто в конце концов разбомбил его, заслуживают, несомненно, куда большего внимания, чем предмет нашего поиска.
Река Мегра буквально в двух шагах. На берегу — охотничий домик. Я отмерил пятьдесят шагов и поставил маленькую одноместную палатку. «Чем больше я думаю о гоминоиде, — говорил мне Алеутский, — тем больше убеждаюсь в том, что он существует в каком-то другом измерении. Сам он остается невидимым, а нас чует за десятки километров». «Мы только собираемся к нему, а информация об этом телепатически давно уже им принята. Не стоит возлагать все надежды на встречу с ним в каком-то определенном месте. Он — вездесущ. Если он почувствует, что кто-то ищет контакта с ним и не собирается причинить ему зла, он обязательно появится сам», — почти в унисон с профессором говорил Саша Кривченко — ответственный за научно-техническую сторону экспедиции. Ну что ж, оставалось испытать на себе эту, по мне, бредовую вероятность.
— Нс берите с собой ничего, — напутствовал нас Алеутский. — Там всего полно: рыбы, боровой дичи, грибов, ягод.
Верно. В иные часы Мегра вся в кругах: играет хариус. Но сколько мы ни плавали на лодке то вверх, то вниз по течению, не видели ни малейших возможностей поймать эту быструю, сильную рыбу руками. А удочкой гоминоид, наверное, еще не обзавелся.
Грибов в самом деле полно. Моховики, подосиновики, грузди. Но питаться ими в сыром виде… Для этого требуется совсем другая кишечная система. Та, которой не может быть у антропоидного существа.
Ну а ягодами, как бы ни был усыпан ими белый мох в лесотундре, сыт не будешь.
Итак, первый вывод, который мы сделали, это убедились, что в северных наших районах гоминоид не может отъедаться, нагуливать жир, чтобы потом благополучно пережить зимнюю бескормицу. И потому нет у него никакой необходимости совершать сезонные миграции на север (весной) и обратные маршруты к югу (осенью). Увлекательная гипотеза, милая сердцу всех любителей лесного человека, оказалась полностью, стопроцентно несостоятельной.
Осмотрели мы и озеро Окулово. Оно больше многих других. И представляло интерес прежде всего тем, что растительность на берегах точно такая же, что и на других озерах, помельче. Никаких густых зарослей, из-за которых может внезапно выскочить зверь. Каждая третья сосна или пихта лежит на боку: не за что держаться корням. Болотная топь — у самой поверхности земли.
После осмотра озера Окулова молодая лайка каждый вечер подолгу тявкала в ту сторону, откуда мы пришли. «Наверное, медведя за собой привели. Любопытная тварь. Будет теперь подбираться с разных сторон, чтобы из жратвы что-нибудь стянуть», — сказал егерь Миша Сухерин, что жил в охотничьей избушке. Вот после этих слов идти спать в палатку не очень-то хотелось. Мало ли что взбредет в голову косолапому.
Не буду изображать из себя человека без нервов. Особенно неуютно бывало в палатке среди ночи, когда непромокаемая палатка «Зорька» вдруг оказывалась не такой уж непромокаемой, как написано в паспорте, и нужно было выбираться из спальника, плавающего в луже воды. Но какое значение может иметь в такие минуты непроглядная темень тайги, если температура воздуха не больше пяти градусов, если не согревает ни второй свитер, ни глоток разведенного спирта. В такие минуты думаешь не о том, стоит ли за соседней пихтой гоминоид, а о том, как бы не заработать на этой «экспертизе» хронический бронхит или воспаление легких.
Я провел в палатке пять ночей. Знаю, что скажут криптозоологи: мало! Лесной человек вначале присматривается и подходит только к исходу второй недели.
Виноват, но у нас на всю поездку по Архангельской области было отмерено две недели. Впереди был Каргополь, воинская часть. Еще одна экспертиза.
С чем же мы возвращались с Мегры? Нет, мы не спешили сказать, что если гоминоид — выдумка Алеутского, то он вообще существует только в воображении любителей чудес. Просто мы заложили прецедент. Подвергать подобные рассказы серьезной, всесторонней проверке.
Вполне допустимо существование необъяснимого феномена. И этот феномен нужно разгадать. Но, как это обычно бывает, находятся люди, пытающиеся осуществить на этом какие-то свои интересы, потешиться над легковерными читателями. А это, в сущности, не что иное,
