Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Женщина[71]». Усмехнувшись сама себе, она продолжила: «Вообще-то, ничего смешного, дорогуша. Вот погоди, доживешь до моих лет. Две операции на тазобедренном суставе, а мне ведь девяносто. И они сделали бы еще, да я слишком стара для такого. Просто ветхая старуха». Из-за глазного тромба Мими было трудно читать. «Как же приятно держать в руках хорошую книгу! Правда, руки у меня теперь настолько плохи, что я и книгу-то не удержу», – говорила она в тот день у себя на кухне. В обоих ушах у нее стояли слуховые аппараты, которыми она манипулировала в попытках понимать групповую беседу. Но она по-прежнему обожала слушать зальцбургскую запись оперы «Дон Жуан». «Когда я тут одна, могу на полной громкости слушать эту оперу, или балет, или что еще». Ум Мими не потерял всегдашней остроты; она упорно старалась быть собой – умной, начитанной, достаточно сильной, чтобы выдержать любые трагедии, и при этом совершенно несклонной к самокритике.
Обе сестры прекрасно знали, как хорошо мать умеет переводить разговор с любой неудобной темы на свои воспоминания о Федерации («Да я могла бы целую книгу написать о людях, с которыми мы там познакомились, о тех дивных вечерах…»), или о подростковых годах в Нью-Йорке, или о военной службе Дона. Идею сделать сокола талисманом ВВС она ставила в заслугу себе. «Масса людей утверждала, что первым сокола предложили они. Но это не так», – сказала Мими.
Сестры старались ненавязчиво подталкивать Мими к более важным, пусть и не совсем удобным для нее, темам. Она ответила на несколько вопросов о Нэнси Гэри и временах, когда они общались семьями. «Мы были довольно близки, – сказала она. Но личная дружба с Нэнси у нее не сложилась. – Насколько я понимаю, Нэнси была не из тех, кто заводит близких подруг», – сухо сказала Мими.
«Тогда почему я отправилась жить к ним?» – спросила Маргарет.
Мими повернулась к дочери: «Да потому, что у нас тогда четверо детей попали в больницу одновременно…»
«Понятно, эту часть истории я знаю. Но зачем они взяли меня к себе, если вы не были близкими друзьями?» – спросила Маргарет.
Мими отмахнулась: «Да не знаю я толком. Ну, она узнала, что Брайан погиб, и позвонила».
Чем больше интереса к себе чувствовала Мими, тем глубже погружалась в свой былой перфекционизм. «Я больше не занимаюсь живописью, в первую очередь потому, что не могу тягаться с дочкой», – сказала она, поглядывая на Маргарет. Дочери Маргарет повзрослели, и теперь она наконец смогла возобновить свои занятия живописью. И у нее получалось. Она, как когда-то Мими, изображала природу, но в более изобретательной и смелой манере, и даже сумела продать несколько своих картин.
Затем Мими повернулась к Линдси. «А вот ей всегда есть чем заняться. Она организует прекрасные многолюдные праздники. Но тот контракт она не получила! – Мими легонько хмыкнула. – Уж больно быстро согласилась организовать нефтяной компании вечеринку на миллион долларов».
Линдси натянуто улыбалась. Нарочито небрежно она упомянула пару своих недавних мероприятий – для инвестиционной фирмы и медицинской компании.
«Да, за двадцать лет Мэри обзавелась той еще клиентурой, – сказала Мими: – А говорила «Мам, я не буду этим долго заниматься, это не очень интеллигентная работа». Но зато платят вполне прилично. Надо было ей в аспирантуру идти!»
«Ты действительно собираешься отойти от дел в будущем году?» – спросила она Линдси.
«Хотелось бы», – ответила та.
«Хотелось бы… А потом откроет книжный магазин и сможет читать вволю». Мими пристально посмотрела на дочерей.
«Мы все трое обожаем читать. Мы заядлые читательницы», – сказала она, сияя от гордости.
Теперь у Мими не жил никто из мальчиков. Три года назад Дональд переехал в интернат в Пойнт-оф-Пайнс – после перенесенного инсульта Мими была слишком слаба, чтобы самостоятельно обеспечивать ему домашний уход. Это печалило ее. Ей нравилось находиться в компании. Но Мими по-прежнему виделась со всеми сыновьями и по-прежнему прикрикивала на Питера и Мэтта, чей внешний вид приводил ее в ужас: «Штаны застегни! Где твой ремень? Иди душ прими!»
Маргарет и Линдси отчасти понимали ее. Однако станет ли мальчикам лучше, если они будут при галстуках и в пиджаках? И насколько уместны теперь подобные придирки? «Она действительно неспособна делиться своими чувствами относительно чего угодно. Но зато может нещадно критиковать за любые мелочи», – сказала Маргарет, убедившись, что мать это не услышит.
А за кухонным столом обе сестры веселились.
«Мам, если бы ты почаще говорила «Да», никакой шизофрении и не было бы», – подковырнула Линдси.
Мими нашлась мгновенно: «Моя проблема в том, что я сказала «Да» слишком много раз».
Не сразу, но дочерям удалось убедить Мими поговорить о том, что происходило в действительности и как она к этому относилась.
Мими вспомнила, как шестнадцатилетний Джим угрожал ей огромной сковородой, а Дональд как-то раз пытался задушить из-за того, что она положила его лекарство не туда. «Я была в ужасе, и если бы не трое-четверо других мальчиков, наверное, умерла бы, такой мертвой хваткой он меня держал».
Мими без малейших колебаний сказала, что и Джим, и Джо умерли из-за лекарств, предназначенных помогать им. «Оба мальчика приходили в больницу и жаловались на боли в груди, а на них не обращали внимания, потому что они психически нездоровы. И оба умерли от сердечной недостаточности».
Она вспомнила, насколько была потрясена, узнав об отце Фрейденстайне. Они с Доном ничего не подозревали, потому что им ничего подобного и в голову не приходило. «Ну, как родители мы оказались не слишком сообразительными, ни в чем таком не разбирались. Мы были ужасно беспечны и отпускали сыновей с ним».
Мими рассказала о хрупкой психике мужа, которая, по ее догадкам, стала такой из-за военного опыта Дона. «Он очень много всего повидал. Но никогда не говорил об этом, просто носил все внутри себя». Госпитализация Дона во время службы в Канаде случилась через десять лет после войны. «Начальство авиабазы запаниковало, ведь он же был офицером разведки, и им понадобилось убрать его оттуда как можно скорее. Так он и оказался в госпитале Уолтера Рида. Никаких заболеваний не обнаружили, а на посттравматический стресс тогда не проверяли».
Заговорив о том, как ее обвиняли в психической болезни сыновей, Мими снова напряглась. «Мы ввязались в дискуссию с теми докторами, и они нас растоптали. Оказывается, мы – худшие родители на свете. Это было ужасно. Это больно ранило. Мы с Доном чувствовали себя морально парализованными. Просто цепенеешь, потому что не понимаешь, что делать. И поговорить не с кем. Мы были примерной семьей. Служили для всех образцом. И когда это
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
