За такую почти медитативную отрешенность хотелось в него кружкой запустить. Как можно быть настолько спокойным, скажите на милость? Хотя он-то способен себя защитить даже от легиона бесов. Ну, или, по крайней мере, дорого продать свою жизнь. А я вот существо совершенно беспомощное, когда дело доходит до реальной опасности, и так страшно, что и словами не передать.
— Пока ларэ Уиллер демонстрировала свою маниакальную увлеченность ролью и выкладывалась на съемках — для Соловья она была на стороне добра, стало быть, неприкосновенна.
Я тихо простонала и от греха подальше сделала еще один глоток чая, чтобы ничего лишнего не брякнуть. Сейчас явно была та ситуация, когда лучше всего сидеть молча и не отсвечивать.
— А теперь для нашей дорогой Лэйси актерская игра явно не на первом месте в списке приоритетов, — снова взялась ехидствовать субличность, — поэтому Соловей и на нее смотрит как на свою законную жертву. Он явно недолюбливает плохих актеров, в особенности, если они играют кого-то важного для него.
Вот что значит очень серьезно относиться к работе.
— Вот только зачем было убивать Николсона? — выразила я свое полное непонимание происходящего. — Он хороший актер!
Закашлялась, осознав собственную оговорку.
— Он был хорошим актером…
Слово «был» неприятно горчило. Мне нравилось смотреть фильмы с Лесли Николсоном! Очень нравилось! Он органично вписывался в любую роль, за которую брался. Это был живой талантливый актер! А теперь просто биологические отходы в полиэтилене! Достаточно веская причина для того, чтобы прибить Соловья даже без дополнительных трупов! А уж с ними!..
— Честное слово, лучше бы нашего манула прибили! Без него мир немного бы потерял! — воскликнула я в сердцах.
Смерть Николсона — это ко всему прочему уже гарантированная смерть и без того проклятого всеми богами разом сериала. Скорее всего, большая часть отснятого материала — работа Соловья, а не настоящего исполнителя роли Генриха Эролского. Эти сцены придется убрать.
Услышав мои слова про манула, Алек Аэн с вдохновенностью, присущей только юности, начал втирать о бесценности жизни каждого разумного существа. Динес Милад с дознавателем спорить не стал, но смотрел с некоторой снисходительностью.
— Все жизни бесценны, — легко согласилась я со словами кахэ. — Но некоторые определенно бесценнее других.
Возвращаться к Мику было категорически нельзя: в этом сходились абсолютно все. И тот же коллективный разум постановил, что остаться мне следует непременно при Динесе Миладе, как при самом опытном и боеспособном. Весомых аргументов против, что у меня, что у второй меня не нашлось, безопасней всего действительно рядом с Рукой Смерти, но недавний «постельный эпизод» добавил ситуации пикантности и неловкости.
Небольшое жилище Милада было рассчитано по большей части только на одного жильца, значит, мы не просто будем с ним сталкиваться в квартире время от времени: мы с ним будем постоянно рядом! Без перерыва! Напряжение неизбежно…
— Надо брать пташку сразу на студии, — предложил каэ Орон перед тем, как все покинули квартиру Милада. — У нас есть, что ему предъявить. Труп Николсона лежит у Ясмин в морге. Надежно как в сейфе.
Аэн оказался настроен куда менее позитивно.
— Николсона мы на него повесим, потому что он занял его место. А что с остальной пачкой трупов? Они были убиты другим способом. Общего почерка нет. Следов Соловей не оставлял. Мы в глубокой…
Младший кахэ явно хотел дать максимально точную оценку ситуации, но постеснялся меня и в итоге произнес:
— …яме.
Хороший мальчик. Вежливый.
В итоге все разошлись, и мы остались один на один с Миладом. Ну, разумеется, не совсем вдвоем, скорее уж, втроем, но наличие в черепной коробке субличности почему-то не воспринималось как компания.
Разговор между нами никак не срастался, так что в итоге я пошла захватывать территорию кухни под предлогом приготовления ужина. Да и вообще, когда рядом ножи и раскаленные сковороды, чувствуешь себя куда более уверенной и защищенной.
Кахэ, последовавший за мной, тоже оценил весь арсенал, который временно оказался в моем владении, и предпочел устроиться подальше от меня и поближе к выходу.
— Думаю, с сериалом теперь точно кончено, — произнес кахэ, когда молчание уже стало казаться совершенно невыносимым.
Я как раз шинковала овощи, представляя, что на месте моркови и свеклы лежит еще живой Соловей и орет каждый раз, когда я отрезаю от него кусочек. И эта бордовая жидкость — вовсе не сок свекольный, а кровь.
— Верно, с сериалом кончено. С мной как с актрисой — тоже.
Но это все еще не конец жизни, не так ли? Хотя сейчас и хочется разве что повеситься. Но многие живут без мечты, и при этом в петлю не лезут. Выйду на подиум, благо — спасибо драгоценному дедуле — старость не грозит, так что практически идеальная «вешалка»: ни морщин, ни прыщей, ни лишнего веса.
— Это все еще не смерть, ларэ Уиллер, — решил оказать мне поддержку кахэ.
Наверное, почувствовал что-то этакое, вряд ли по спине было видно, насколько сильно перекосило мое лицо.
— Если честно, лучше бы смерть, — призналась я в собственных чувствах.
Мужчина хохотнул.
— А чего ж вы тогда, ларэ Уиллер, так от Соловья бежали? Он бы мигом избавил вас от всех проблем вместе с жизнью заодно.
«Резонно, — поддакивала Руке Смерти моя вторая я. — Драпала ты очень быстро и охотно, дорогуша. Так что не надо теперь из себя строить драматическую героиню».
Все против меня ополчились! Просто несправедливо!
— Вы хотите жить, Лэйси, — насмешливо озвучил очевидное Динес Милад и, кажется, встал на ноги. Я не стала оборачиваться и проверять. — Умирать точно не входит в ваши планы.
На сковородке сердито шкворчало масло, и я поспешно ссыпала на нее овощи.
— Возможно, и так. Барахтаюсь до последнего, но как-то… беспросветно, — тяжело вздохнула я. — Кажется, актрисы из меня в самом деле не вышло. Сколько ни старалась — толку ноль. Появилась только вторая личность… Биполярное расстройство вместо успешной карьеры. Это практически суть всей моей жизни.
«Сейчас поплачем вместе», — съязвила вторая я. Ну, ей-то чего переживать, верно? Моя смешанная кровь и желание получить невозможное создали ее.
— Вот же дрянь, — вздохнула я. — Придется искать новую мечту… И цель в жизни.
Милад как-то странно фыркнул.
— Предназначение женщины — в первую очередь семья и дети, — заявил он мне с такой абсолютной уверенностью, что захотелось с разворота заехать ему сковородкой по наглой самодовольной роже.
Может, на его родине женщине и достаточно запереться в четыре стенах, обложившись пеленками и кастрюлями, вот только для меня это был бы очень маленький мир. Даже если бы стала «парадной женой», как моя мама, и то почувствовала бы себя глубоко несчастной птичкой в тесной золотой клетке.
