противно, что не вызвало у нее ничего, кроме омерзения. Женя вырвалась из его объятий, отскочила на несколько шагов в сторону, презрительно плюнула и, не оборачиваясь, пошла на свое рабочее место. Больше мастер к ней не приставал.
И еще один такой же случай произошел с ней во время обучения на курсах радистов. Там к ней попытался приставать инструктор. Но Женя, уже получившая первый опыт, резко сказала ему:
— Еще раз сунешься, доложу начальству и загремишь на фронт.
Сейчас и докладывать было некому. Да и сама мысль об этом приводила в трепет. Женя не могла представить, как бы она могла смотреть после этого в глаза Глебову. Ведь он сейчас со своими бойцами пробивается к ней. Его слова: «Я хочу видеть тебя живой», — до сих пор звучали в ее сердце, как туго натянутая струна. И хотя Женя не сознавалась себе самой, но она тоже хотела видеть Глебова. И если бы он попытался поцеловать ее, она бы не отстранилась.
Снаружи снова началась стрельба, но на этот раз далекая, доносившаяся не то с передовой, не то из-за хутора. Сукачев резко отодвинул вещмешок и подскочил к амбразуре. Выглянув в нее, он сначала схватился здоровой рукой за голову, потом присел и произнес только два слова:
— Мать моя!
Женя никогда не видела его таким испуганным.
— Что случилось? — спросила она, но Сукачев не ответил.
Женя уже сделала шаг, чтобы подойти к амбразуре и самой выяснить обстановку, но вдруг увидела, как в ее просвете показалась граната на длинной деревянной ручке, затем раздалась автоматная очередь, граната выпала, ударилась о край амбразуры и взорвалась. Чудовищная сила бросила Женю на стену, она почувствовала, как острая, жгучая боль пронзила бок, ей сразу стало трудно дышать, и она, скользя вдоль стены, опустилась на землю. Ни Сукачева, ни пленного немца она не видела, взрыв затмил все. А в амбразуре вместо гранаты свешивалась изуродованная, окровавленная рука в немецком френче.
Ни Демидов, ни Коваленок не заметили, как этот немец подкрался к дзоту. Они перестали следить за рекой потому, что гитлеровцы атаковали с фронта. А когда их атака не удалась, разведчики были озабочены тем, как запастись патронами. Демидов сам сползал к убитому им фельдфебелю и забрал у него из подсумка два полных рожка. Заодно прихватил и автомат фельдфебеля.
Спрыгнув в траншею, он кинул один рожок Коваленку, а автомат фельдфебеля с неполным рожком передал Подкользину. Затем занялся своим оружием. Именно в этот момент немец, пробравшийся по берегу реки, подполз к дзоту. Атакующие понимали, что пока у разведчиков работает пулемет, отбить мост и снова завладеть переправой не удастся. Подкользин увидел немца, когда тот уже приготовился бросать гранату в амбразуру. Он выстрелил, почти не целясь, но очередь прошила лазутчика. Граната выпала из его руки и тут же взорвалась.
Услышав рядом с траншеей неожиданный взрыв, Демидов вскочил, пытаясь выяснить, что произошло. А когда увидел у амбразуры немца, понял, что теперь они остались без пулемета. О том, что у Сукачева кончились патроны, он не знал. Как не знал и о том, остались ли живы после взрыва Сукачев и радистка. Он уже сделал шаг в сторону блиндажа, чтобы выяснить это, но его остановил Коваленок.
— Гриша, ты посмотри, что там делается! — крикнул он, показывая рукой в сторону хутора.
От линии фронта по дороге и по обе стороны от нее катилась черная лавина. Наши прорвали оборону, и немцы бежали, пытаясь любой ценой проскочить на другую сторону реки. Не было сомнений в том, что эта лавина сметет все на своем пути. Остановить ее могла только хорошо организованная оборона с артиллерией и инженерными сооружениями. У разведчиков же, кроме автоматов да нескольких гранат, ничего не было. Но эта мысль посетила Демидова лишь мимолетно. Первое, о чем он подумал, это то, что еще до тех пор, пока немцы докатятся до моста, он успеет помочь Сукачеву, если тот ранен. И, оставив автомат на бруствере, кинулся в блиндаж.
В первое мгновение Демидов не узнал его. Рация была перевернута и искорежена осколками гранаты. Радистка лежала у стены и хрипло сипела. Сукачев прислонился окровавленной головой к пулемету и, похоже, не дышал. Немец тоже был ранен и смотрел на Демидова глазами, полными невыносимой боли. Демидов подскочил к Жене, взял ее за руку и спросил:
— Живая?
Она чуть приоткрыла глаза и тут же закрыла их. Демидов увидел большое кровавое пятно на ее правом боку.
— Держись за меня, — сказал Демидов и, приподняв Женю, посадил ее на стол. Затем начал снимать с нее гимнастерку.
— Не надо, — сказал Женя, вялым движением пытаясь оттолкнуть его.
Но Демидов убрал ее руку и стянул окровавленную гимнастерку. Лифчик был разорван и тоже окровавлен. Когда Демидов снимал его, Женя уже не сопротивлялась. От потери крови она впала в полузабытье. Осколок гранаты вошел в бок рядом с правой грудью и, по всей видимости, засел в легком. Женя тяжело дышала, на ее губах появились кровавые пузырьки. Рана сильно кровоточила. Демидов разорвал индивидуальный пакет, достал марлевый тампон, наложил его на рану и начал туго бинтовать. Женя открыла глаза и попыталась снова оттолкнуть его. Ей было неудобно, что Демидов не только видит ее обнаженную грудь, но и дотрагивается до нее руками. Но он сказал тихо и повелительно: «Сиди и не двигайся!» — и она перестала сопротивляться.
Перебинтовав, он надел на Женю ее окровавленную гимнастерку и подошел к Сукачеву. Положил руку на шею, стараясь нащупать артерию, и сразу почувствовал удары пульса. Сукачев тоже был жив, хотя и находился без сознания. Осколок гранаты попал ему в голову. Демидов торопливо начал перевязывать и его и в это время услышал шум моторов. Он выглянул в амбразуру и увидел танки, которые на полной скорости неслись по дороге к мосту. Немцы разбегались от них, но все так же плотной массой двигались к реке. Танки были наши, и Демидов понял, что вместе с ними пришло спасение.
Перевязав Сукачева, он осторожно положил его на пол и скосил глаза на немца. Тот лежал на земляном полу, вытянув окровавленные ноги и сложив на груди руки, и был похож на мертвеца. Почувствовав на себе взгляд Демидова, немец медленно открыл глаза. Демидов достал из кармана упакованный в вощеную бумагу бинт, бросил его немцу и вышел из блиндажа.
Танки, разрезав отступающих гилеровцев на две части, вышли к мосту. Два из них, съехав с дороги, развернулись и направили свои пушки на немцев. Остальные по
