— На сей раз да. Но не забывай, что это всего лишь их передовой отряд.
Не успел он договорить, как мы увидели еще один ощерившийся копьями отряд. Вопреки всем ожиданиям он поразил меня своей малочисленностью. Почему десятитысячная армия воюет сотенными отрядами и почему Кербога не использует против нас конницу?
Тем временем расстояние между нами и туркамисократилось до минимума, и инстинкт вновь взял верхнад разумом. Началось новое сражение.
Дождь прибил к земле пыль, и в течение какого-то времени яс поразительной и беспощадной ясностью, неведомой мне прежде, видел все поле боя. Затем откуда-то сзади повалили клубы густого дыма. Обернувшись на миг, я увидел линию стоящих к нам спинами норманнов, пытавшихся сражаться с неожиданно выросшей перед ними стеной огня. Очевидно, турки, осаждавшие южные ворота, напали на нас с тыла. Среди них были метатели нафты — их огненные стрелы воспламенили прошлогоднюю траву и терновник. Божье воинство владело теперь совсем узкой полоской земли, начинавшейся от моста, и было с обеих сторон окружено врагами. Я не мог оценить численности нашего войска, но полагал, что большей части франков уже нет в живых. Пусти на нас Кербога конницу, и она бы смела нас в мгновение ока.
Тем не менее турецкие конники пока не появлялись.
Бой был таким же ожесточенным, а теперь, когда у нас за спиной заполыхало пламя, еще и жарким. По моему лицу тек настоящий пот, а воздух наполнился едким дымом и паром. Воюющие стороны с неослабным упорством продолжали теснить друг друга. Поднимаешь щит, отражая удар мечом, опускаешь его, чтобы отбить направленное в тебя копье, пытаешься поразить открывшегося противника, отскакиваешь назад за миг до нанесения им ответного удара. Мы перестали быть людьми, превратившись в машины для убийства.
Если бы мы дрогнули или отступили хоть на шаг, нам тут же пришел бы конец. Но мы выстояли. Не знаю, что придало нам сил — голод, отчаяние или вера, но мы обрели опору в камне под ногами и остановили смертельную волну из железа и стали. И тем не менее я подспудно чувствовал, что, несмотря на все наши попытки оказать сопротивление, несмотря на крайнюю усталость, мешавшую уходить от ударов врага и наносить ответные удары, испытание это было не настоящим. Мне доводилось принимать участие в битвах, исход которых — победа или поражение — становился известен лишь в самую последнюю минуту, и ей обычно предшествовал момент паники, порожденной осознанием близящейся погибели. В битве же при Антиохии подобной паники я не испытывал. Ни один из стоявших рядом со мной воинов не дрогнул, и роковой удар так и не был нанесен.
Характер боя постепенно менялся. Ряды противников таяли, а к нам подходило подкрепление за подкреплением. Мы пошли в наступление, однако расстояние между нами и противником не только не уменьшилось, но даже увеличилось. Наш строй, еще минуту назад плотный словно камень, дал трещины, однако никто не призывал нас плотнее сомкнуть ряды. Мы быстро продвигались вперед.
— Что происходит? — крикнул я в ухо Сигурду. — Конница Кербоги разметала бы нас в одно мгновение!
Варяг покачал головой. Как я ни старался держаться с ним рядом, но он стал постепенно опережать меня, и вскоре я понял, что мне его уже не догнать. Я замедлил шаг и бездумно остановился. Мимо меня неслись полчища нашего войска и подошедшее к нам норманнское подкрепление, я же был всего лишь щепкой в этом потоке. Они промчались мимо меня и исчезли в туманной пелене, оставив меня в полном одиночестве.
Неужели мы победили? Утверждать это я не мог, но в любом случае мы не потерпели и поражения. Затмевавшим солнечный свет дымом было затянуто все поле, и я не видел ни Кербоги, ни его огромного воинства. Я побрел по пустынному полю, пытаясь отыскать путь в город и избрав своим поводырем трупы. Там, где совсем недавно проходила наша линия обороны, они сплошным ковром покрывали землю. Здесь же стояло и воткнутое в землю Сигурдом императорское знамя с изображением золотого орла. Опершись о его древко, я перевел дух и смахнул навернувшиеся на глаза слезы.
Хотя армия продолжала наступление, в дымке то и дело появлялись фигуры каких-то людей: кто-то был ранен, кого-то привело сюда сострадание, кто-то обыскивал трупы, — и поэтому я не заметил его приближения, пока он не подошел вплотную ко мне. Услышав хруст стрелы, я поднял голову и увидел перед собой знакомое гладкое лицо, коротко подрезанную бороду и черные глаза. Он держал в руках круглый щит и копье, но я не знал, на чьей стороне он сражался в этой битве. На сей раз на его шлеме не было тюрбана, и потому он мог сойти за франка, который забрал оружие у убитого турка. Единственное, что выдавало в нем чужеземца, так это необычная пластинчатая кольчуга, плотно облегавшая тело и гремевшая при каждом движении. Встретились мы с ним явно не случайно.
— Что тебе нужно? — В моем голосе звучала смертельная усталость. Сама мысль о сражении обращала мои члены в свинец. — Битва закончена. Ты проиграл.
Даже видя вокруг столько смертей, Мушид не утратил способности улыбаться.
— Нет, Деметрий, я не проиграл. А вот ты уже не сможешь вкусить плодов победы.
Я отступил от императорского штандарта и поднял меч. Даже это движение отняло у меня остаток сил. А Мушид выглядел совсем свежим и к тому же был искусным фехтовальщиком. Схватка обещала быть недолгой.
— Даже если ты убьешь меня, ты не сможешь сохранить свою тайну. Она известна не одному мне.
Он снял шлем и отбросил его в сторону.
— И кто же ее раскроет? Варяжский увалень? Твоя блудливая врачиха? В скором времени я разберусь и с ними, а потом сведу дружбу с другими франками. Теперь, когда они овладели Антиохией, соглядатаи мне будут еще нужнее.
— Ты сэкономил бы массу времени, если бы не убил Дрого.
Я вряд ли смог бы парировать его удар. Единственное, на что мне оставалось уповать, так это на скорое возвращение Сигурда.
Глаза сарацина гневно блеснули.
— Я уже говорил тебе о том, что не убивал Дрого! Он был моим верным адептом!
Я сделал пару шагов назад и влево. Мушидом овладела жажда убийства, и слова не могли надолго задержать его.
— Адептом древнего языческого культа, последователи которого убивают быков в тайных пещерах?
— Ты умен, Деметрий, но тебе следовало бы быть внимательнее. Для меня нет бога, кроме Аллаха. Что касается истории с пещерой, то это была… хитрая уловка. Первый шаг долгого путешествия. — В словах его зазвучала гордость. — Что я мог знать о поклонении языческим идолам? Я сам придумал ритуал, чтобы они поверили в серьезность происходящего. Путь к знанию состоит из множества ступеней, иные из них могут вызывать удивление. В той пещере Дрого и его друзья отреклись от ложного бога христиан. Они преодолели пропасть, отделявшую их от собственного прошлого. Они сделали первый шаг.
Его слова настолько поразили меня, что я подпустил его слишком близко. Сарацинский меч просвистел в воздухе и ужалил меня в правое плечо. Он был таким острым, что я заметил это только после того, как из раны брызнула кровь, окропив и без того влажную землю.
