class="p1">– Что-то мне надо знать? – спросил я у него.
– Парашют я тебе принудительно выдерну. Петли управления красного цвета, не ошибешься. Лети прямо, при приземлении ноги вместе, купол сразу гаси. На набережной как можно скорее лови такси, тебе в посольство Никарагуа. Все.
– Погнали.
Выскочили с лестницы на смотровую площадку, осмотрелись по сторонам. Здесь стеклянное ограждение в половину человеческого роста, прыгать с такого никак – только если как через барьер. Поэтому уже через пару секунд мы пододвинули к ограждению несколько пустых столов.
В ресторане были люди, многие уже вставали, смотрели на нашу суету с удивлением. Бежал в нашу сторону официант, но на него мы не обращали внимания. Заскочили на столы, я подошел к самому краю. Под ногами – светло-зеленый парк, чуть дальше изгибающаяся набережная Тараса Шевченко, по которой едут немногочисленные машины. Гул винтов слышен, но машин не видно – с другой стороны здания сейчас.
Солнышко светит горячо, по-весеннему, какой прелестный день. Но ветерок свежий, сейчас с порывом даже стылый – я поежился.
– Готов?
– Готов.
– Пошел.
Разбежался в три шага по белоснежной скатерти и прыгнул. Нога в последний момент проскользнула по поехавшей скатерти стола, оттолкнулся неудачно – прямо чтоб красивый полет, с раскинутыми в сторону руками в прыжке веры, не получился.
Вытягивающей стропой меня еще отклонило чуть назад, после купол вырвался на свободу закрывая небо, плечи сильно дернуло, замелькали стропы и яркая желтая ткань купола-крыла. Я зацепился взглядом за петли управления – красные, яркие, как Семенович и обещал. Но тут понял, что у меня перекрутило стропы, и я падаю неуправляемо.
Несколько неприятных мгновений – в моменте длящихся отдельную вечность, после чего стропы раскрутило, при этом меня разворачивая. Вот только теперь я летел совсем не прямо – не по плану в сторону сквера и дальше к набережной за которой возвышается Белый дом. Меня развернуло, и сейчас по пологой дуге я снижался в обратную сторону. Не прямо к фасаду гостиницы, чуть вбок – в стену примыкающего к высотке гостиницы десятиэтажной пристройки крыла здания.
– Воу-воу-воу!
Обхватил петли управления сверху, даже не успев просунуть в них руки, потянул, меняя направление полета.
Угол здания я практически миллиметрами облизал, но купол при этом задел за стену дома, слегка заворачиваясь. Скорость спуска (падения) увеличилась, мелькнули мимо деревья вдоль Кутузовского проспекта, за ветви одного из которых парашют и зацепился. Меня рвануло за плечи, останавливая полет, мелькнули в поле зрения земля, небо, купол, ветки и машины на Кутузовском; совсем рядом тротуар еще заметил, люди по нему идут.
Показалось, что увидел себя со спины, а после с треском ткани и криком «полундра!» я приземлился на зеленый газон, который вдруг прыгнул мне прямо в лицо.
Упал ровно и красиво – широкой грудью прямо в траву. Как оловянный солдат.
Полежал немного. Приятно, мягко; еще хорошо, что в этом мире беспощадные штрафы за выгул собак на газонах и за мусор в виде окурков, так что я на чистое место приземлился.
Живой, надо же. О таких мелочах еще думаю. Хотя, если бы приземлился в собачьи экскременты, мелочами бы мне это не показалось – мысли метались в голове хаотично, при этом появилось понимание, что еще нечего не закончено, все только начинается.
Эта мысль помогла даже поймать дыхание и наконец-то сделать вдох. Сразу после этого я поднялся, расстегивая ремни парашютного ранца. Немного повозился с одним из ножных обхватов, после сбросил ранец не оглядываясь.
Вокруг собралось несколько десятков людей – стояли по одному и несколькими группками поодаль по разным сторонам. Поэтому сразу я не побежал никуда – я ж в парадной форме. Достал берет, надел, выровнял и проверил положение кокарды, вроде четко все. Стряхнул невидимую пыль с плеч (хорошо в Москве весна уже, не в грязь и не в мерзлую землю упал), после чего быстрым шагом направился в сторону проезжей части Кутузовского проспекта.
На полосах разгона уже притормозило несколько машин, чьи водители видели мое приземление. Пользуясь этим, я прошел перед ними, после бегом пересек четыре полосы проспекта, добравшись до разделительной. Здесь, подняв руку и заставляя машины притормозить – движение перед мостом плотное, тут медленно катятся, а не летят, перебежал на другую сторону Кутузовского. Теперь уже помчался быстрее северного оленя и углубится во дворы девятиэтажек.
Бежал я быстро и стремительно, буквально перелетая через появляющиеся препятствия – только мелькали мимо парковки, машины, детские площадки, заборы школы. Мне нужно подальше от гостиницы сейчас, а потом такси поймать.
Пробежал несколько сот метров по дворам, выскочил на X-образный перекресток узких проездов, притормозил. Оглянулся, переводя дыхание. Услышал короткий звуковой сигнал, обернулся – белая волга, которое недавно проехала мимо, сейчас сдавала задом. Посмотрел и только сейчас черные шашечки на двери заметил.
Едва я сел, машина тронулась с места, довольно быстро поехав прочь по узкому проезду.
– Это за тобой комендачи, брат? – вместо приветствия поинтересовался с едва уловимым кавказским акцентом таксист, поглядывая на меня в зеркало.
– За мной.
– Тебя куда?
– Где Круглый дом на Довженко знаешь?
– Конечно, – мы уже вырулили на набережную, и водитель разогнался, двигаясь вдоль Москвы-реки. – Три минуты, брат.
Круглый дом оказался действительно недалеко. Поблагодарив таксиста, я отдал ему всю наличку, что у меня была. А было у меня достаточно – все по заветам сержанта Петренко, который учил нас молодых всегда держать при себе запас налички, маленькую фляжку хорошего алкоголя и свое сраное мнение. Фляжку хорошего алкоголя, которая у меня с собой тоже была, также оставил на сиденье.
– Э-э, брат, я же не за деньги.
– Так я и не тебе деньги даю, брат. Жене цветы купишь, детям мороженое. А тебе вот, – похлопал я по фляжке.
Таксист рассмеялся, после мы быстро попрощались, и он уехал. Я же осмотрелся на месте где оказался. Круглый дом на круглый похож совершенно не был: если смотреть с дороги, обычная непонятной формы панельная девятиэтажка. И только зная, что он «круглый», можно было догадаться что построен он в форме ровной окружности.
Было бы лето, вообще бы его не увидел – между ним и дорогой столько деревьев, что летом и нормальной весной, когда листва полностью окутывает кроны деревьев, здесь вообще все
