— Завтра ты будешь со мной, мы будем вместе сторожить золото и поделим его,— насмешливо сказал он мне. — Затем я лишился чувств.
Охваченная ужасом Марта, хотела встать и бежать, но силы ей изменили, и она упала в обморок. Когда, благодаря заботам негритянки, она пришла в себя, Андрей был уже мертв. Тотчас после погребения, Марта поспешно переселилась в тот городок, где жила до своего вторичного замужества. Мысли ее мешались, она начинала бояться полученных от банкира денег, на которых, казалось, тяготело проклятие. Сознание, что она была женой убийцы Стефана, внушало ей отвращение к самой себе. Ее терзала совесть, а в несчастьях, ее поразивших, она видела кару Божью за похищение христианского ребенка, которого она отдала еврею, лишив его крещения и других таинств.
Спасаясь точно от преследования духов, она продала все и без определенного намерения уехала в Нью- Йорк. Там, вдали от этого ужасного места, она надеялась снова приобрести душевный покой, отдавшись своему ребенку. Часть дороги ей пришлось ехать на пароходе, и вот на вторую ночь плавания случилось несчастье. Встречный пароход так сильно столкнулся с тем, на котором ехала Марта, что последний был разбит и пошел ко дну, лишь малую часть пассажиров удалось спасти и принять на другой пароход, хотя и поврежденный, но вынесший удары. В числе спасенных была и Марта, но ее ребенок утонул, а из всего имущества ее у нее остался лишь кожаный мешочек, который она в минуту катастрофы инстинктивно надела на шею. В нем были ее бумаги, деньги на дорогу и некоторые золотые вещи, подаренные ей Валерией в течение ее службы и полученные при уходе.
Нравственно убитая, Марта кроме того опасно простудилась во время страшной катастрофы и по приезде в Нью-Йорк была помещена в больницу. У нее обнаружилось воспаление легких и кишок.
Она не умерла, но здоровье ее было разрушено. Изнурительная лихорадка и приливы крови быстро вели ее к могиле. Терзаемая угрызениями совести, Марта призвала священника и исповедала ему все, а священник, суровый фанатик, пришел в ужас при мысли, что христианский ребенок обречен на духовную гибель в руках еврея. Он грозил Марте огнем геенны и вечным мучением, если она не искупит своего преступления полным признанием перед родителями ребенка.
Отпущение грехов он дал ей лишь после того, как она поклялась ему крестом, что тотчас отправится в Пешт. Священник даже сам достал ей необходимые на дорогу деньги, посадил на пароход и без ее ведома написал отцу фон-Роте, которого та ему назвала. В письме своем он намекнул на тайну и просил употребить все возможное влияние, чтобы исторгнуть у несчастной признание в ужасном, неслыханном преступлении.
Разбитая душой и телом, молодая женщина высадилась в Бремене и, не теряя ни минуты, поехала в Пешт. Теперь она уже жаждала суда и наказания людского, чтобы тем избавиться от вечного проклятия.
VIIIБыло прекрасное майское утро, и солнце радостно золотило кусты цветущих роз, расставленных на ступенях террасы, ведущей в апартаменты княгини Орохай. На диване у окна, защищенного полосатой шелковой материей, сидели хозяйка и Антуанетта, пришедшая навестить Валерию, зная, что она одна, так как Рауль, возвратившийся в полк после примирения с женой, должен был смениться с дежурства только после полудня.
— Не знаете ли, Марго, Амедей уже за уроком?
— Да, ваша светлость, молодой князь с гувернером в готическом павильоне. Ян относил туда книги и тетради.
Валерия взяла со стола корзинку с вишнями.
— Отнесите это в беседку и скажите, что я посылаю им для подкрепления сил.
Разговор их был прерван приходом няни с маленьким Раулем. Это был прелестный мальчуган, белый и розовый, с большими черными бархатными глазами и густыми пепельными кудрями. Антуанетта занялась малюткой.
— Ты не боишься оставлять детей одних в деревне на два дня?— спросила Валерия.— Рудольф не ждал тебя, потому что вчера еще утром говорил, что надеется получить сегодня отпуск и ехать к тебе.
— Я сама приехала за моим повелителем, чтобы его не задержал какой-нибудь товарищ,— смеясь, ответила графиня.— А за детей я спокойна, г-жа Рибо такая надежная, что бережет их не хуже меня. Я прилетела провести с тобой день. Затем Рудольф заедет за мной, мы отобедаем вместе, а вечером уедем в деревню как новобрачная парочка.
Приласкав ребенка, Валерия отпустила его гулять. Антуанетта, проводив малютку глазами, сказала, смеясь:
— Этот беленький русый бутуз — настоящий портрет Рауля в миниатюре. Теперь видно, что ты всецело любишь своего мужа и что мысли твои в момент рождения ребенка никуда не уносились.
Валерия сильно покраснела.
— Слава богу! За какую же вину все представители князей Орохай были бы осуждены на еврейский тип. Довольно и того, что Амедей обезображен.
— Обезображен? Та, та, та! Пожалуйста не горячись и будь справедлива. Амедей — великолепен и со временем будет красивым малым, столь же опасным, как и оригинал, копией которого он является. Кстати, позавчера я встретила Мейера, который ехал верхом в Рюденгорф, и мы раскланялись, то есть собственно говоря я поклонилась ему первая, чтобы показать, что я уважаю его. Я нашла, что он очень изменился: побледнел и имел утомленный, убитый мрачный вид.
— Бедный Самуил, помимо своей воли я разбила ему жизнь,— с грустью прошептала Валерия.
Невольно разговор коснулся прошлого, и собеседницы стали перебирать полузабытые воспоминания, в которых Самуил Мейер был героем.
Быстрые шаги и бряцание шпор прервали их разговор.
— Здравствуйте, дамы. Счастливый случай освободил меня раньше, чем я думал,— сказал Рауль, целуя руку графине, а затем сел рядом с женой и обнял ее.
— А! Ты еще в мундире и не освободился от своего арсенала: сабли, пистолета и прочих смертоносных орудий!— сказала, смеясь, Валерия и, сняв с него кивер, разгладила приставшие ко лбу волосы.
— Я спешил предупредить вас, что сейчас приедет Рудольф, и мы подождем его с завтраком. Он говорил, что вчера приехал его полковой командир для внезапной инспекции, и Рудольф со славой ее выдержал, зоркие глаза командира нашли все в порядке.
— Осторожность — мать верности,— смеясь, сказала графиня,— и я серьезно рекомендую Валерии подражать приемам правительства.
Замечание это вызвало общий смех.
— Да, расскажу вам, какой со мной был странный случай. Выходя сейчас из кареты, я заметил женщину в трауре, которая вела переговоры со швейцаром. Увидев меня, она бросилась ко мне и отрывистыми словами умоляла позволить ей переговорить с глазу на глаз, так как имеет сообщить мне важную весть — тайну. Сначала я ничего не понял из ее слов и хотел подать ей милостыню. Тогда она сказала мне, что она Марта, твоя прежняя горничная, и просит не помощи, а позволения сделать важное сообщение. Я велел привести ее к себе в кабинет, где она меня теперь ждет. Придите и вы, послушаем ее тайну.
