Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Каких каирнов? Комната вокруг замерцала. Он обнаружил, что не может шевельнуть руками – а потом неожиданно понял, что может, но надо двигаться очень осторожно, иначе они отвалятся. Он поднимал их так медленно, что они словно вообще не двигались. Вокруг стояли фигуры, и он двигал сквозь них руками так медленно, что не развеял; все это были силуэты его тела, на всех тех местах в комнате, где его тело побывало, – странный, мимолетный шорох в воздухе; перехлестнувшееся и смазанное время. Мелькали и другие тени, и, возможно, они как раз и были призраками, о которых говорили остальные. Но его больше пугали десятки версий самого себя – какие-то парализованные, какие-то двигались так быстро, что их едва можно было увидеть.
А еще звук – стон, который, знала часть его разума, он слышал всегда, стон, который, как он думал раньше, вызван ветром в стенных щелях, но теперь он уже не был так уверен. Когда поднес ухо к внешним стенам, стоны не стали громче, а даже наоборот. Свистел в щелях и ветер, но этот стон – стоны – они были не просто какими-то там стонами, говорил ему разум, а стонами. Отчасти он пришел в ужас от этого осознания, но другую часть сковало от страха, так как была не уверена, что конкретно сейчас осознала.
Он упал на половинку матраса. Вокруг пульсировала комната, водили хоровод его собственные двойники, а стоны усиливались. Он чувствовал, как они кружатся вокруг, как комната становится все темнее и темнее, пока комнаты как будто не осталось – только тьма и стоны.
Потом на краткий миг над ним появилась Маленький Бог, шлепала его по щекам, а где-то рядом Крутая Тема говорил: «Как думаешь, что еще в них было?», а неправдоподобная Бежевая Звезда – Бежевая Звезда? – массировала ему виски. Он слабо повернул голову набок, потом его стошнило, но ничего не вышло наружу, и тогда его стошнило всухую еще раз, и он потерял сознание.
Очнулся в больнице, его рюкзак был втиснут под прикроватный столик. Потом пришла медсестра, кивнула, улыбнулась и заговорила с ним так, будто они общались не в первый раз. Оказывается, он говорил с людьми, причем многие часы – по крайней мере, его голос; он – как сказал ему врач – умер только технически, а не по-настоящему. Важная разница, заявил врач, – особенно для него. Что именно он употреблял? Как попал в больницу? Сам ли дошел? Кто-то его привез?
Через несколько дней ему стало лучше. В конце концов ему разрешили уйти, хотя его никто не встречал. В рюкзаке нашлись все его вещи, кроме блокнота, и когда он вернулся в дом, чтобы его забрать, тот оказался заброшенным. Веранда осталась прежней – заколоченной, с теми же сломанными стульями, той же половиной матраса, – но блокнот исчез. Остальной дом казался оболочкой, опустошенной пожаром – причем, по всей видимости, очень давним, хотя он не понимал, как такое возможно.
Он забыл об этом на многие годы. В дальнейшем скитался, занимался то тем, то этим; в какой-то момент чуть не стал бездомным. Научился скрывать акцент, потом научился выгодно его использовать, даже преувеличивать. Опубликовал несколько статей, потом книгу, потом еще одну.
Потом вдруг стало ясно, что он знал о жизни достаточно, и кто-то решил, что его знания могут быть полезны. Его наняли, чтобы он носил пиджак и галстук, сидел в кабинете по восемь часов в день с пятью другими людьми, решал вопросы этического и политического характера, иногда практические, иногда абстрактные. Перед ними ставили проблему, и они обсуждали ее вслух до хрипоты. Говорили и спорили, а микрофон с зеленым огоньком посреди стола записывал дискуссию, и, предположительно, ее кто-то расшифровывал и распространял среди тех, кто заплатил за обсуждение проблемы. Странная профессия, и иногда он спрашивал себя, не попал ли в какой-то особенный ад.
А однажды посреди обсуждения, как лучше предупредить людей через тысячу лет – когда, возможно, даже не будет языка и речи, – что некая местность опасна, что земля, воздух и вода пронизаны смертельной, но невидимой отравой, его вдруг озарило. Он вспомнил поездку, призраков в комнате и стоны; все это, несмотря на прошедшие годы, стало таким ярким, таким живым, что на миг он поверил, что все еще на веранде, в полете. «Мой разум – карта этих каирнов», – подумал он. Стоны были ужасны, и он чувствовал, как зрение сужается в кольце темноты, и знал, что скоро отключится.
Пока его плеча не коснулась рука. «Все в порядке?» – спросила женщина рядом, поведенческий психолог, которая часто вела себя так, будто она главная, хотя никто не знал, так ли это. Женщина смотрела на него с выражением, которое, видимо, считала «расслабленным спокойствием», только оно было для этого слишком нарочитым. Перед глазами все так и плыло. «Она похожа на Маленького Бога», – мелькнула мысль, хотя он и знал, что ошибается; Маленький Бог и эта женщина даже отдаленно не походили друг на друга.
Вслух он не сказал другое. Вслух он сказал: «В порядке». Потом заговорил не с женщиной рядом и не с остальной группой, а с микрофоном с зеленым огоньком. «Записывать значит менять», – подумал он и очень живо представил черные базальтовые монументы, кренящиеся колонны, которые, судя по виду, могут обрушиться в любую минуту, электрические барьеры, работающие на молнии, и механизмы, способные функционировать тысячи и десятки тысяч лет, медленный выхлоп отравленных газов и запахов, а самое главное – камень, вырезанный и высеченный так, что стоит его коснуться малейшему ветерку, как он начинает стонать.
А потом он открыл рот и позволил стонам, прятавшимся все эти годы внутри, выйти наружу.
Окно
Он ни в коем случае не спал. Или спал, а потом его разбудил шум. Или спал и видел сон и не просыпался вообще. Все три возможности пришли в голову позже, когда он рассказывал о произошедшем другу и понял: нечем подтвердить то, что он пережил, – или думал, что пережил: никаких доказательств, ничего, кроме тупого и медленно уходящего чувства страха. Без доказательств он сам начал сомневаться в себе. Ведь явно же то, что, как он думал, случилось, на самом деле случиться не могло, правда? Разве не лучше считать, что он видел сон или сошел с ума, и всего этого на самом деле не было?
Он лежал в спальне, в дальнем конце своей квартиры, когда услышал шум. Он вряд ли успел уснуть, так как свет выключил недавно. Но даже если успел, был практически уверен, что тут же проснулся. А если нет, как объяснить тот факт, что позже он стоял там, в гостиной, и не мог даже моргнуть?
«Лунатизм?» – предположил друг, которому он пытался все объяснить.
Но нет, он не лунатик, никогда им не был; ни за ним, ни за его родственниками такого не замечали. Друг просто пересмотрел телевизор. Это был не сон. Пусть даже отчасти он надеялся, что ему все приснилось.
Он был в спальне, когда услышал шум. Кондиционер не работал, хоть вечер и выдался жарким – при такой жаре он обычно его включал, – ведь если бы работал даже в слабом режиме, то он бы ничего не услышал. Он помнил, что было жарко, но не помнил какого-нибудь дискомфорта – удивительно, надо признать, но так и было. Он должен рассказать все, как помнит, если хочет разобраться. Нужно доверять своим импульсам – если не доверять им, то на что вообще оставалось полагаться?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
