Скорее всего, первым Альберт увидел тощего волка Торваля, в волнении принял его за собаку и даже некоторое время пытался усмирить. Но потом осознал серьезность ситуации и пустил в расход ядовитый ресурс.
По словам Торваля, на Духа попало несколько капель, и хорошо, что так мало, а не душем, как в фантазиях кота. Потому что даже оборотень еле выжил, пришлось оборачиваться в человека.
— Удивительная тяга к власти, — сказала я задумчиво, подойдя к окну и отодвигая штору. На улице смеркалось, скоро придется уезжать, чтобы соблюсти приличия и ночевать дома, с семьей. — Хофф приобрел древний артефакт, подчиняющийся роду, узнал о его возможностях и решил убить целую семью, чтобы магический предмет поменял хозяина. Теперь ему грозит закрытый суд магов и каторга. Зачем рисковать всем ради иллюзорной власти?
— Власть не иллюзорна. — Виктор гибко поднялся с постели и подошел ко мне. Обнял руками, прижался с намеком. — Она ощутима, тяжела и быстро въедается в поры, как часть тебя. Некоторым, вроде Хоффа, она становится важнее всего на свете. Но давай сейчас не будем о нем говорить. Поговорим о нас.
Я занервничала. Каждая клеточка моего тела заныла от близкого присутствия обнаженного оборотня. Томительный аромат защекотал ноздри и знакомо закружил голову. Виктор провел ладонями от плеч по рукам, немного задержался на груди, покачивая полушария и выбив из меня непроизвольный стон, спустился ниже, огладив живот.
— Подожди, — сказала я, с трудом удерживаясь на границе осознанности, теряя мысли, как деревья листья на осеннем ветру. — Я не готова принять серьезное решение. Дай мне подумать.
Отпрыгнула и начала торопливо одеваться.
— Ты бежишь, — задумчиво отметил Торваль.
— Еще нет, Виктор, еще не бегу. Ты мне дорог. — Я застегнула верхнюю юбку и повернулась, чтобы он помог зашнуровать корсет. — Просто дай мне время подумать. Помолвка, свадьба… У меня есть еще нерешенные дела. Не торопи меня.
— Хорошо.
Он застегнул последние крючочки, но не удержался и вдруг обнял, крепко сжимая, словно боясь упустить.
— Иногда мне кажется, что ты боишься потерять свободу, опасаешься привязаться ко мне. Но я-то уже связан по рукам и ногам, прикован сердцем. Останься со мной… любимая.
Его голос был глух. Мощное тело согревало, обещало… какую-то теплую, щемящую нежность, которую некоторые называют счастьем.
— Останься, — сказал он. — Дай нам шанс.
Я вздохнула, закрыла глаза и ответила:
— Хорошо… любимый.
Эпилог второй
«Про другое»
— Интересная работа!
Батюшка и Грэг, вооружившись лупами, как грифы над павшей добычей, кружили над столом с лежащим на нем простым металлическим обручем.
В доме Хоффа я сломала не венец, а похожего собрата, и скрученный волком Франц только краем глаза мог увидеть кончину предполагаемого артефакта. Зато теперь венец не будут искать ни полиция, ни наслышанные о нем маги.
— Жаль, нельзя брата позвать, — со вздохом заметил Грэг Ера, старший наследник самой могущественной магической династии мира Двуликих. — Авель с ума сходит по наследию времен Смуты и может помочь, как никто другой, но, боюсь, венец приберет к рукам.
— Авель обойдется, — твердо сказала я. — Вы мне скажите лучше, получилось настроить Зеркало?
Три дня назад лестью и посулами «еще кое-что вспомнить об отпечатках пальцев» я вынудила начальника полиции отдать мне из дома Хоффа артефактное Зеркало, которое могло связываться с любым другим зеркалом по желанию владельца-мага.
И вот — радостная весть. Мистер Бизо сумел его активировать. Теперь мы готовились к важнейшему для меня событию.
Я наконец поняла, что не могу оставить родную троицу Бизо даже после того, как преступник найден и причина убийств раскрыта.
Хотя связь королевской крови с семьей Бизо осталась неизвестной публике, опасность не исчезла, а просто затаилась. Что же произошло в далекие времена? Может быть, маги приняли царственного младенца, а может, ухитрились тихо породниться за века постоянного сопровождения венценосных особ. Так или иначе, сам этот факт опасен для распространения. Слишком много бесценных артефактов, по слухам, завязаны на королевскую кровь.
Радовало только молчание Франца. После «уничтожения» венца Хофф замолчал, перестал реагировать на обращения к нему, со следствием не сотрудничал.
Я не могла рисковать, оставляя Бизо на растерзание неизвестным любителям запретной власти. Но и жить, не зная, как там моя первая семья, — тоже невозможно.
Поэтому… мы все сейчас рискуем. Моим разумом и немного — будущим мира Двуликих. Никто не мог дать гарантий, что я буду использовать венец только для связи с семьей, не поведусь на возможность «спасти мир, лучше всех им управляя и немного нагибая». Что не увлекусь великими планами, не захочу большего. Но мистер Бизо и Грэг Ера в меня поверили.
Я села в кресло напротив Зеркала и взяла венец двумя руками. Улыбнулась серому от волнения батюшке, подмигнула рыжему другу.
И надела обруч на голову…
Мириады ярких точек закружились вокруг. Двигающиеся, болтающие, поющие, спящие. Я беззвучно закричала, ломая подлокотники кресла судорожно сжимающимися пальцами. Но уже не чувствовала впивающихся в ладони щепок, не видела капающих на пол кровавых капель из раненых рук.
Далеко-далеко что-то блеснуло. И повело, потянуло к себе. Даже если когда-то я оказалась не нужна своей семье, то сейчас по мне скучали. Сильно и горько. Кто-то плакал и звал. И я полетела.
Рассекая тьму, не оглядываясь на мелькающие незнакомые разумы.
По мне скучала Санька. Сара Степановна Бизо. Моя сестренка.
Она сидела в моей кровати, закутавшись в большое розовое покрывало, которое когда-то подарила мне на Новый год.
Я заметалась по комнате, совершенно потерявшись, все предметы были переставлены. В хаосе нагромождения я обнаружила, что комната стала практически складом наших с Санькой вещей вперемешку.
На столе валялась открытая пудреница. Есть! С облегчением ударилась прямо в зеркальную поверхность. И ничего не произошло. Только обычное зеркало и тихий Санькин плач. Я стучалась еще и еще, безрезультатно, пока просто не прислонилась без сил к холодной, безмятежной глади. И вдруг медленно скользнула внутрь.
Оказавшись сидящей на кресле в доме Бизо и смотрящей в Зеркало. Зеркало Другого Мира.
— Саня… Санечка…
— Фира? Фира! Где ты?!
Она подскочила на кровати и чуть не рухнула на пол, запутавшись в одеяле. Россыпь белокурых кудрей с редким золотистым оттенком, как у всех сестер Бузиковых, запрыгали многочисленными спиральками. Такая отчаянно кудрявая у нас была только Санька.
— Саня, я в пудренице.
