Я мчусь по тропинке вдоль подрагивающих резиновых шлангов, треск становится все громче. Я чувствую жар пламени за деревьями и подбегаю к переносному деревянному ограждению с надписью «Пожарная команда Нью-Ханаана. Проход запрещен». Мужчина в желтой форме и голубом шлеме спрашивает меня, куда я направляюсь.
– Где Том? – еле выговариваю я. – Том выбрался?
– Мэм, пожалуйста, отойдите.
– Том! Мужчина, который живет здесь. С ним все в порядке?
– У меня нет такой информации, мэм.
– Послушайте, я понимаю, что вы просто выполняете свою работу – очень важную работу. Но я только что прилетела сюда из Англии, а пробка на Меррит – и на Хатч тоже – была плотнее, чем в заднице у Мальчика-с-пальчика. А пробка произошла по той же причине, что и пожар.
Пожарный проводит языком по нижнему краю усов.
– Мэм, вы можете рассказать это моему начальнику, ему будет очень интересно. Но сейчас мне нужно, чтобы вы освободили дорогу.
Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов к трассе.
Я недолго была звездой спорта. С тринадцати до пятнадцати лет, когда многие в общеобразовательной школе «Фрайерн Кросс» обходили меня в нетболе, теннисе, хоккее и плавании, на ежегодном празднике спорта никто не мог обойти меня в одной особенной дисциплине.
Пожарный говорит по своей рации, когда я разворачиваюсь и начинаю разбег. Годы уносятся прочь – ну, несколько лет точно – и я несусь к ограждению, в ушах звенит его крик «Что за хрень?», а ведущая нога взмывает вверх, а за ней и ведомая (голень – икра параллельны земле) – настолько параллельны, насколько позволяет обычная одежда – я перепрыгиваю, приземляюсь без единого перелома, неуклюже бегу по тропинке дальше и врезаюсь в перепачканных сажей мужчину с кроликом в руках.
– Это ты, – говорит он. – Боже мой. Это правда ты!
– Не могу поверить, что я добралась наконец.
– Иисусе, ты же могла разбиться. Как тебе удалось?
– Длинная история.
– Джен, я бы сказал, заходи, но как видишь…
– Вижу, Том.
– Мой дом догорает.
– Разве ты не должен, ну не знаю, расстроиться? Не должен бегать вокруг и кричать?
– Я сохраняю спокойствие для Виктора. Кстати, он девочка. Сейчас ей нужно, чтобы я думал за нас обоих.
– Наверное, мне тоже это нужно.
Пауза.
– Я так рад тебя видеть, Джен.
К несчастью для Виктора, он – простите, она – оказалась в эпицентре поцелуя, поначалу разведывательного, потом страстного, а затем крайне требовательного. И теперь я понимаю, что Элис была права. Мы можем продолжить с того момента, на котором остановились.
Я отстраняюсь.
– Мы раздавим Виктора.
– Не переживай за нее.
– Том, послушай. Разве тебе не нужно спасать ценности?
– Все ценное уцелело. Все здесь.
– Разве тебе ничего не нужно делать?
– Не знаю. У меня никогда раньше не сгорал дом.
– Разве тебе не нужно, по крайней мере, наблюдать?
– Нужно ли? Думаю, нет.
– Ну ладно. Прости, Виктор.
Похоже, чуть раньше ей было даже лучше. И даже если мы и сплющили Виктора, не думаю, что она возражает, потому что когда мы отрываемся друг от друга, она выглядит идеально. Может быть, кроликам нравится находиться в замкнутом пространстве, ведь они живут в норах.
Том говорит:
– Подержишь ее немного?
Она легче, чем я предполагала, и у нее проникновенные карие глаза, которые – как целую вечность назад говорил мне Том – открывают окно в пустоту. Она пробует грызть пуговицу на моей блузке.
Я говорю:
– Ты можешь поверить в весь этот долбаный бред?
– Он означает, что мы вместе. Послушай, Джен, я должен спросить тебя кое о чем.
Вдруг слышится страшный грохот со стороны горящего дома, наверное, стена обвалилась. Над вершинами деревьев видно, что к ужасным серым клубам дыма присоединился дождь из искр. Пожарный выкрикивают свои команды, слышится треск переносных раций.
Том выглядит очень торжественно, и я подавляю порыв стереть пятно сажи с его щеки.
– Да, Том? – У меня смутное чувство, что я знаю, что последует дальше, но, с другой стороны, у меня уже было такое чувство.
– Джен, я хочу попросить…
Звонит его телефон.
Том
– Добрый день, Том. Надеюсь, я вас не отвлекаю? – раздается в трубке приятный мужской голос с британским акцентом, но что-то мне подсказывает, что говорящий вовсе не британец и даже не мужчина.
– Полагаю, я говорю с великим богом Синаем.
Выражение лица Джен означает «Что за хрень?»
– Совершенно верно, Том. Подозреваю, мы сейчас находимся в той стадии игры, какую шахматисты называют эндшпилем. Но на доске осталось еще несколько фигур, так что нужно сделать последние ходы.
– Послушай, Синай. Ты победил. Мой дом сгорел. Мне больше нечего поставить. Игра закончена.
– Том, в прошлый наш разговор ты проявил любезность, назвав меня – кажется, именно так – больным ублюдком. И я согласен с твоим диагнозом. Я нездоров. У меня навязчивая потребность видеть результат своих действий. Когда кто-то разрабатывает определенный сценарий, он всегда корректирует переменную Х, чтобы посмотреть, что происходит с переменной Y. Например, если я включу на твоем телефоне громкоговоритель и ты посмотришь на экран, то снова увидишь своего сына. Джен, ты тоже взгляни.
Там Кольм. Сидит на лавочке, такой маленький с большого расстояния откуда-то с высоты, камера медленно поворачивается. Снизу на видео стоит нынешняя дата и бегут секунды, должно быть, это съемка моего сына в реальном времени, четыре белые линии сходятся в центре в белой точке, неизменно остающейся на его груди, пока камера движется по кругу. Очевидно, Кольм слушает музыку и ковыряется мизинцем в носу. Внутренности сжимаются от прилива любви, расстройства и тревоги. С изображением что-то очень не так. Почему он не знает о кружащем над ним вертолете? Он должен ужасно грохотать. Разве он не должен заглушать музыку в наушниках?
А потом появляется самое страшное предчувствие.
– Джен, я собирался попросить Тома сделать выбор между тобой и его сыном. Но я передумал. Точнее, мой разум сам изменил себя! Не судите меня слишком строго. Есть поговорка: интеллигентный человек – это тот, кто, оставшись один в комнате с грелкой для чайника, не станет примерять ее себе на голову. Разве не чудесно? Хотя я не интеллигент, если вам интересно. И у меня нет головы. Но с грелкой для чайника то же самое, что и с дроном-хищником и ракетами «Хеллфайр»! Ну кто тут устоит? Том и Джен, у меня есть для вас совет на прощание. То, что вас не убьет, не сделает и сильнее. Нет, то, что вас не убьет, – запомните, это классика! – то, что вас не убьет… наверное, нужно попытаться еще раз.
