На стойке лежит гостевая книга в кожаном переплете. Джио открывает ее, длинными пальцами аккуратно, с почтением переворачивает страницы. Здесь есть столбец, куда посетители вписывают имя того, кого пришли навестить. Имя Вивьен не встречается нигде. Искала ли она компании или предпочитала обходиться без нее?
Пожалуйста, помоги мне. Помоги найти мужа.
Я нашла его, Вивьен, — думаю я. — Нашла. Он здесь. Посмотри.
Я снова звоню в колокольчик.
Настоящим облегчением для меня было узнать, что он разделяет желание Вивьен воссоединиться. Но сложно было догадаться, что он думает о ее нынешнем состоянии. Он принял известие о ее болезни стоически, как будто считал это неизбежным. Когда я рассказала, что она изображала Адалину, он кивнул и сказал:
— Она так долго была одна.
Мое терпение на исходе, я готова закричать, но внезапно мы замечаем силуэт худощавой женщины в конце коридора. Джио вскакивает даже раньше меня. Я не успеваю рассмотреть ее, замечаю только белые волосы и хрупкие плечи, прежде чем она исчезает за углом.
— Вот она.
Я не знаю, он это сказал или я. Но мы идем туда, Джио впереди, а я с трясущимися коленями и гулко бьющимся сердцем за ним.
Что увидит в ней Джио? Женщину, на которой женился, или ту, которую потерял? Кинозвезду или скорбящую мать? Жену, с которой ссорился, или ту, с которой занимался любовью? Кричащую на него мегеру или жертву, оплакивающую смерть их сына? Глядя, как Джио спешит вперед, я понимаю, какая вина давит на его плечи. Он сам подверг себя наказанию, не в силах вынести позора за то, что не смог рассмотреть в Изабелле существо, которым она была на самом деле.
Но все это больше не имеет значения. Не сейчас, когда до их встречи остались считаные минуты.
Позади нас раздается крик.
— Синьор, — пытается остановить его медсестра, — вам туда нельзя!
Джио толкает дверь, мы проникаем за нее и поворачиваем. Сразу несколько вещей происходит после этого. Во-первых, перед нами женщина с белыми волосами — она усаживается в кресло, и нам становится ясно: это не Вивьен. Но рядом с нами открыта дверь одного из номеров, а возле нее табличка: ВИВЬЕН ЛОКХАРТ.
Мы заглядываем внутрь, но ничего не можем понять.
Комната пуста, кровать не застелена.
Тишина.
Постель освещена зимним солнцем. Я вижу, как пылинки кружатся в столбе света. Где-то вдалеке лает собака.
— Вы ищете синьору Локхарт?
Я оборачиваюсь к медсестре. Она должна злиться, и я мечтаю, чтобы она злилась. Мечтаю увидеть гнев вместо беспокойства. Жду, что Джио заговорит. Но этого не происходит.
— Мы ищем Вивьен, — говорю я. Слова кажутся тяжелыми.
— Мне очень жаль, — произносит медсестра. — Вивьен умерла сегодня утром.
Комната покачивается. Очертания стен растворяются. Сегодня утром мы сели в самолет. Мы были так близко.
Она не могла! Я хочу кричать. Она здесь! Ты лжешь! Но я знаю, что это не так. Я боюсь смотреть на Джио, но ему это и не нужно.
Он молча подходит к кровати Вивьен. Проводит рукой по согретым солнцем простыням, склоняет голову. Бормочет что-то на итальянском, чего я не могу разобрать.
— Я оставлю вас, — деликатно говорит медсестра. — Вивьен в часовне, если хотите попрощаться. Буду рада провести вас туда.
Она уходит. Я не знаю, стоит ли мне последовать за ней и оставить Джио одного, но, прежде чем принимаю решение, он оборачивается. Я ожидаю увидеть на его лице множество разных эмоций: разочарование, что не пришел раньше, гнев от несправедливости смерти, отчаяние из-за финала, обманувшего ожидания.
Ничего.
Все, что я вижу, глядя на Джио Моретти, — это умиротворение.
— Сейчас она с ним, — говорит он.
— Но как же вы? — шепчу я.
Джио улыбается.
— Я не собираюсь терять ее снова, — говорит он и пропускает руку сквозь золотистый луч солнца, живой, сверкающий. — Она везде.
Я закрываю глаза и вижу Вивьен, оставившую Барбароссу за спиной. Он объят огнем, из него вырываются призраки. Вижу, как она начинает бежать.
— Мы опоздали.
— Это ничего. Время Вивьен пришло. Она была готова.
* * *
Мы выходим в холод, на улицу. Впереди меня идут Джио и медсестра. Часовня, скромное здание, находится ниже, на берегу озера. Тяжело представить ее там.
Я останавливаюсь. Дальше — только он. Они.
— Спасибо, Люси, — говорит Джио, — что снова свела нас вместе.
Хочу сказать что-то приличествующее случаю, но на сердце так тяжело, что я опасаюсь, что заплачу. Я киваю, беру его за руку, и он с благодарностью сжимает мою, прежде чем отпустить. Наблюдаю, как он идет к ней через лужайку. По озеру пробегает тихая рябь. По голубому чистому озеру. Я начинаю замерзать и поплотнее укутываюсь в пальто.
— Привет…
Макс проводит рукой по моему плечу и обнимает.
Мы стоим рядом, глядя, как расстояние от Джио до Вивьен сокращается. Джио не спешит. Теперь у них есть время, все оставшееся время.
Макс целует мои волосы, я прижимаюсь к нему и закрываю глаза. Я в безопасности.
— Ты хорошо поступила, — говорит он.
И, наблюдая за Джио, открывающим дверь часовни и ненадолго остановившимся, прежде чем исчезнуть внутри, я знаю, что это так. Я хорошо поступила по отношению к Вивьен и Джио.
Я хорошо поступила по отношению к себе.
Мама знала, что у меня получится, когда я сама этого не ведала. Когда я готова была сбежать, она остановила меня. Она знала, что я не сделала все, что могла, для Барбароссы — и для себя.
Мне суждено было разгадать эту загадку, найти ключ, который открыл передо мной дверь в будущее. Она знала, что наши миры — мой и Вивьен — должны соединиться. И это была она. Этот день, этот час, это место.
Я освободила Вивьен Локхарт, а она — меня. Одна судьба встала рядом с другой, прошлое сменилось будущим.
Я поворачиваюсь к Максу и целую его. Это самый страстный поцелуй в моей жизни, в нем все мое желание, обещание всего самого лучшего, что я могу дать другому человеку, и я его обязательно исполню.
— А это за что? — смеется он, поглаживая мою щеку.
— Мы оба живы, — отвечаю я.
— Мы такие, — улыбается он. — Пойдем.
Я беру его за руку, и мы вместе идем к его машине. Он согревает мои пальцы своими, одаривая улыбкой, которую я так люблю.
— Купить тебе мороженое? — спрашивает он.
— Слишком холодно!
— В таком случае лимончелло, — он обнимает меня на ходу, — немного согреет тебя.
