– Прощай, Оскар! Я хочу проститься с тобой прямо сейчас. – Океания снова улыбнулась, но улыбка вышла невеселой.
– Ты разве уезжаешь?
– Мой отец и я решили принять предложение господина Ливаноса. Мы будем сопровождать его на протяжении нескольких месяцев, а может быть, и лет. Через полчаса мы отплываем.
Оскар растерялся.
– Вы… вы намерены остаться с ним? Не могу поверить!
– Но это в самом деле так. Ливаносу удалось убедить нас, что его намерения совершенно чисты. И на первых порах ему понадобится наша помощь, чтобы он снова не стал рабом своих созданий. Кроме того, не стоит забывать, что он – технический и научный гений, намного обогнавший свою эпоху. То, чему мы сможем научиться, работая вместе с ним, стоит десятилетий кропотливого труда в мастерских и лабораториях. Вот почему мы отправляемся с ним. – Девушка протянула Оскару руку. – Наверно, нам пора возвращаться, да и наш отъезд уже не за горами…
Через пять минут оба были на пляже, где Ливанос вручал каждому из спасшихся с «Калипсо» небольшие подарки. Гумбольдту досталась внушительной толщины книга в кожаном переплете. Выглядела она весьма старой, а переплет ее был засален и местами поврежден морской водой. Несмотря на это, Ливанос обращался с ней, как с редкой драгоценностью.
– В этом томе заключается все, что вам нужно, чтобы выполнить свои обязательства перед заказчиком, – пояснил Ливанос в ответ на вопросительный взгляд ученого. – Здесь собраны все документы, которые необходимы, чтобы призвать к ответу виновных в катастрофе «Левиафана». Это несколько богатых и влиятельных господ из Афин, и среди них – дед вашего заказчика Архитас Никомедес. Для этих магнатов моя автоматизированная верфь была словно бельмо на глазу. Они были убеждены, что «Левиафан» нанесет им серьезный экономический ущерб, и поэтому наняли людей, чтобы те заложили взрывчатку в трюм судна «Одиссей», который под предлогом необходимости в ремонте, направили в док «Левиафана». И как только ремонтные работы начались, заряд был подорван.
– Чудовищно! – воскликнул Оскар. – Значит, экипаж «Одиссея» не был даже посвящен в детали этой операции?
Ливанос покачал головой.
– Моряков просто принесли в жертву. Одного этого достаточно, чтобы понять, что за люди организаторы этого преступления. Я прошу вас предъявить эти документы независимому суду и твердо верю, что справедливость наконец-то восторжествует.
Гумбольдт нахмурился.
– А как нам поступить с нашим заказчиком, младшим Никомедесом? Он был посвящен в эти махинации?
– Не думаю. Зачем бы ему тогда обращаться к вам? Все нити и улики ведут к патриарху дома Никомедесов, старому Архитасу. Кроме того, я совершенно уверен, что именно он нанял убийцу, который так долго шел по вашим следам.
Оскар напряженно размышлял, и в его голове постепенно складывались в единое целое все части головоломки, состоящей из интриг, саботажа, убийств и предательств. Невероятно, на что способны люди, ослепленные алчностью и жаждой наживы!
Гумбольдт принял книгу из рук Ливаноса и спрятал ее в свою сумку.
– Я позабочусь, чтобы она попала по назначению!
Оба обменялись крепким рукопожатием.
– Я в этом не сомневаюсь. – С этими словами Ливанос обернулся к стоявшему рядом с ним окованному железом сундуку и запустил туда руку. Сундук был наполнен изысканными украшениями, серебряными кубками, жемчугом, табакерками, осыпанными драгоценными камнями, и золотыми монетами. Стоимость его содержимого не решился бы оценить даже опытный ювелир.
– А теперь я прошу вас принять эти безделицы в знак моей глубочайшей признательности, – обратился он к матросам. – Каждый может взять то, что ему понравится, и столько, сколько сможет унести… Для вас же, господин Гумбольдт, я приготовил нечто иное. – Он взял небольшую резную шкатулку и протянул ее исследователю. – Но никогда не прикасайтесь к моему подарку голыми руками, используйте его обдуманно и не забывайте, на что он способен.
Руки Гумбольдта подрагивали, когда он отрывал крышку. Оскар затаил дыхание.
Внутри, обернутая в зеленый бархат и заключенная в стеклянную оболочку, лежала частица удивительного кристалла Атлантиды. От нее исходило едва слышное жужжание. Вещество кристалла мерцало и поблескивало в свете послеполуденного солнца.
– Это бесценный дар, – проговорил ученый. – Не уверен, вправе ли я его принять.
– Не существует другого человека, которому я мог бы доверить этот осколок, – возразил Ливанос. – Берегите его. Убежден, что когда-нибудь он сослужит вам добрую службу.
Прежде чем Гумбольдт успел возразить, изобретатель откатился назад в своем кресле и поднял руку:
– А теперь пришло время прощаться. Даст Бог, все мы когда-нибудь увидимся снова. – Ливанос развернулся и покатил по трапу, спущенному на берег с борта «Спрута». Рембо и Океания последовали за ним.
Оскар видел, как все трое поднялись на борт судна, после чего трап был убран. Океания помахала ему рукой. «Спрут» отчалил, отошел на небольшое расстояние от берега и с характерным шумом погрузился под воду.
Вскоре в бухте улеглось даже волнение, вызванное погружением удивительного подводного корабля.
64
Берлин, 11 августа 1893 года
Дождь прекратился. Солнце пробилось сквозь сочную зелень деревьев, и в его лучах мокрые улицы заблестели. Запахло свежестью, запели птицы. Звонко цокая копытами по влажной брусчатке, экипаж проехал по Луизенштрассе и свернул на бульвар Унтер-ден-Линден.
В течение всей поездки Гумбольдт не отрывался от свежего номера «Берлинер Моргенпост». В газете была помещена обстоятельная статья об аресте и предании суду троих влиятельных греческих судовладельцев, виновных в саботаже и убийствах с отягчающими обстоятельствами. Документы, переданные Гумбольдтом в прокуратуру Афин, сработали, как разорвавшаяся бомба, и вызвали один из крупнейших скандалов в истории страны.
Ученый был доволен. Первое расследование, за которое он взялся, завершилось блестящим успехом. Отныне следует ожидать обращений солидных клиентов со всего мира.
Оскар перевел взгляд на улицу. Для утра здесь было немноголюдно. Несколько конных экипажей, трамвай, дюжина пешеходов – вот и все. Настоящая жизнь на Унтер-ден-Линден начинается с наступлением темноты, когда открываются двери театров, баров и ресторанов. Бульвар заполняется теми, кто ищет развлечений, кулинарных изысков или просто стремится себя показать и на других поглазеть. Берлин постепенно превращается в одну из мировых столиц – таких, как Париж или Лондон, а Унтер-ден-Линден недаром считается его сердцем.
– Между прочим, вы так и не сказали, куда мы, собственно, направляемся, – наконец проговорил Оскар. – И это при том, что вы отлично знаете, как я ненавижу всевозможные тайны!
Ученый оторвался от газеты.
– Терпение, мой мальчик, терпение. Мы уже почти на месте. Цель нашей поездки совсем рядом. Несколько минут – и ты получишь ответы на все свои вопросы. А их у тебя накопилась целая куча, верно?
