Еще удивительнее, что Сэм соблаговолил растянуть в подобие улыбки рот, обнажив почерневшие зубы, торчащие из десен как глиняные горшки на заборе.
И наконец, что уж совсем поразительно, он лично потчует всех закуской и самыми сильными напитками.
Трактир переполнен, рядом на деревянном тротуаре временно в беспорядке расставлены столы, скамейки, ящики, пустые бочки.
Китайцы, чья жадность соперничает с трезвостью, видя, что странным образом нарушено правило и – может быть единственный раз в жизни – выпить дают бесплатно, тоже приблизились, протиснув свои курносые, желтые лица между сильными, едва прикрытыми лохмотьями торсами искателей приключений, и с удовольствием прикладываются к бутылкам.
Может ли трактирщик отличить среди этих нахальных посетителей своих от чужих? Маловероятно. Все китайцы на одно лицо, и всех их, оказывается, звать Ли.
Но Сэму все это безразлично, он наливает, ничего не спрашивая, не считая, не глядя…
Кто же все это оплатит?
Веселье постепенно набирает силу – кругом шум, разговоры, крики. Все смеются, вопят, сыплют ругательствами, громко аплодируют китайцу, который, упившись, падает замертво. Самые отчаянные выпивохи ставят пари, их с энтузиазмом поддерживают, вовсю обсуждаются шансы сторон, спорщики постепенно забывают и про компанию «Свободная Россия», и про зловещую смерть директора, и про закрытый сейф, и про зарплату.
Какое это имеет значение сейчас, когда пить можно вдоволь, когда начинается настоящее веселье под покровительственным взглядом Сэма: тот видит, как швыряют, бьют посуду, и ограничивается лишь легким «уф!». И это он, который раньше из-за одного разбитого стакана готов был схватиться за пистолет!
Два часа, данные Жану, тем временем истекли. А разгулявшиеся клиенты не думают ни о чем и с удовольствием продолжают щедрую бесплатную трапезу.
Кто-то напоминает:
– А как там с деньгами? Метис, наверное, уже вернулся из Баркервилла?
Это, кажется, опять Рыжий Билл. Да, он самый.
Ему кричат:
– А, брось торопиться. Ведь мы можем пить сколько хотим…
– Пить – это хорошо. – Рыжий Билл встает на табурет, окидывая взглядом шумящий зал, – но праздник не будет полным, пока мы не сыграем партию в покер, правда?
– Давай поиграем…
– Но для игры нужны деньги. Да и Сэм больше не собирается нам наливать, не видя цвета наших пиастров.
– Да, да, – обменявшись быстрым взглядом с Биллом, кивает головой трактирщик.
– Что, не дают больше в долг?
– Кончился кредит, – рычит Сэм, – пока вам не заплатили деньги, а там посмотрим. Давайте, друзья, заставьте платить этих богачей, чтобы они не мучили хороших парней!
– Дай еще выпить!
– Нет, больше ни капли! Идите за вашей зарплатой!
Настаивать, когда Сэм ставит ультиматум, бессмысленно. Все это знают и никто не возражает. Трактир мгновенно пустеет, но все надеются быстро вернуться обратно, веселье в самом разгаре.
Толпа золотоискателей, еще более возбужденная, чем утром, во второй раз собралась у окна кассы и встречает градом ругательств приказчика, который решился сказать несколько слов.
Стоящие поближе его услышали; те, кто был далеко, ухватили обрывки фраз.
– Что? Нет денег? Еще ждать? Приступать к работе?
– Ах ты, сучий сын! Обманщик! Убийца! Вор! Скальп с тебя снять!
Неожиданно для себя Жан встретил у банкиров Баркервилла прием весьма холодный и получил твердый отказ, хотя сумма гарантии под имущество «Свободной России» в сотню раз превышала кредит.
Напрасно он приводил серьезные аргументы: исключительный случай, деньги в сейфе, но недоступны, директор убит, рабочие бунтуют. Все бесполезно.
Похоже, был отдан какой-то приказ, и каждый демонстрировал полное равнодушие к просьбам представителя «Свободной России», даже шериф, который пожал плечами, узнав про убийство, – он слушал, посвистывая, взволнованный рассказ молодого человека. Жан вернулся обескураженным, в груди бушевала буря, брови его были сведены, ноздри подрагивали, но голос казался спокойным:
– Думаю, дядя Перро напрасно пошел на охоту за бигорном. Как он нужен сейчас, чтобы отбить готовящуюся атаку!
– Да, рабочие, кажется, переходят в наступление, хотят завладеть сейфом.
– Мы его защитим, – заявил Франсуа.
– Конечно, – согласились два старших брата.
– Есть полдюжины винчестеров, сотня патронташей, а их только триста.
– Но придется убивать…
– Черт возьми, они нас сами вынуждают. Не отдавать же себя на растерзание.
– Вот именно.
Атака началась. Со всех сторон летят камни, разнося вдребезги окна – стекла градом сыплются в комнаты.
– Хорошо ли закрыты двери? – спрашивает Жак.
– Я их закрыл на засов.
– Слуги все снаружи, орут вместе с толпой. Только приказчик внизу.
– Ты, Франсуа, – говорит Жан, – спустись, принеси боеприпасы и вместе с приказчиком иди в комнату бедного месье Ивана: оттуда хорошо просматривается вся долина, – окна выходят на две стороны. А я обойду дом, проверю, все ли закрыто, и вернусь.
Снаружи доносится адский шум. Вопли, пьяные угрозы, проклятия. К гулкому шуму камней, бросаемых со всего размаху по деревянным панелям стен, прибавился звук выстрелов.
Жан, вернувшись, присоединяется к братьям и приказчику. Здесь же по-прежнему лежит изуродованный труп несчастного директора.
Ружья все заряжены. Шесть винчестеров с автоматическим перезарядом и магазином на семьдесят два патрона. Отважные стрелки готовы открыть беглый огонь. Но они ответят только в крайнем случае, в момент смертельной опасности.
Жан хочет вступить с нападающими в переговоры. Он храбро подходит к окну, открывает его, наклоняется вниз и произносит несколько слов. В ответ – гром проклятий. На него нацелена сотня револьверов. Поскольку он безоружен, то пьяные – из благородства, которое сохраняют даже самые опустившиеся, – не открывают стрельбы. Отважный юноша только что приказал своим братьям и приказчикам:
– Ни в коем случае не стреляйте. Если откроем огонь, примирение станет невозможным.
Словно для ответа Жану от толпы отделяется человек. Это опять Рыжий Билл, который повсюду лезет на рожон – то и дело подначивает товарищей, все время демонстрирует свою агрессивность.
До стены осталось не больше пяти шагов, и тут «парламентер» быстрым движением выхватывает пистолет и подло стреляет в Жана.
Будь на этом месте кто-нибудь другой, а не предусмотрительный метис, смерть была бы неизбежной. Но Жан все видит, большой опыт, приобретенный им в разных переделках, научил охотника быть бдительным перед лицом возможного предательства. Он мгновенно отскакивает от окна, и пуля, только задев его кожаную куртку, вонзается в плоть дерева.
