Она отправила текст в редакцию тотчас позвонила Янссону и молча ждала, когда он прочитает его до конца.
Теперь ночной редактор не вздыхал.
— Ты права, — сказал он. — Это горячая новость. Убираем Мадлен с первой полосы. Достаточно будет с нее маленькой рамки.
— Вы уже подготовили некролог «Памяти Эрнста Эрикссона»?
— Будем считать этот вопрос решенным.
Положив трубку, Анника принялась смотреть в окно.
Дождь прекратился, наступил рассвет. Было слышно, как поют птицы в живой изгороди Вильгельма Гопкинса. Анника напрягла слух и услышала, как спит ее семья. За стеной ритмично дышал Томас. Эллен хныкала во сне. Что ей снится? Наверное, слышит биение своего маленького сердечка.
Она расслабилась, и усталость тут же навалилась ей на плечи невыносимой тяжестью. Мысли путались, слова ускользали, все тело болело, а голова налилась свинцом.
«Господи, — подумала Анника, — мне надо лечь спать».
Она пошла в ванную, разделась, почистила зубы и скользнула в кровать рядом с Томасом.
Он не проснулся.
Вода в ванне была серой от грязи. В воде, словно водоросли, плавали длинные волосы, прилипая к стенкам и поднимая маленькие, волны на поверхности.
Анника стояла в двери и смотрела на ванну. Она не хотела здесь находиться, не хотела этого видеть. Это было свыше ее сил.
— Это теперь твое задание, — сказал откуда-то сзади Андерс Шюман. — Если хочешь остаться в газете, поторопись.
Она знала, что он прав, и торопливо шагнула в ванную.
В ванне лежала женщина. Это ее волосы плавали в воде, словно водоросли. Нет, скорее они были похожи на водяных змей.
— Надо вызвать полицейскую перевозку, — пробормотала Анника, но в этот момент женщина открыла глаза.
Глаза были без радужек — белые и пустые глаза, как у римских статуй.
Аннике хотелось закричать, но голос перестал ей повиноваться — все звуки застряли в горле. Она решила бежать, но, обернувшись, увидела, что дверь исчезла. Вместо нее была выложенная простой плиткой стена.
Женщина села в ванне и уставилась На Аннику слепыми глазами. Женщина была голая, все ее тело было покрыто слизью. Она пыталась что-то сказать, но изо рта ее вырывалось лишь нечленораздельное шипение, и Анника вдруг поняла, что это Каролина фон Беринг.
Затаив дыхание, Анника прижалась спиной к стене.
— Я не понимаю, — пролепетала она. — Я не понимаю, чего ты хочешь.
В груди Анники что-то произошло. Она снова обрела способность дышать. Ею овладела такая легкость, что показалось, будто она сейчас взлетит.
— Оставь меня в покое! — закричала она. — Дай мне жить! Это не моя вина!
Ее крик эхом отдавался в крошечном помещении, она снова попыталась бежать, но ей преградила путь другая женщина. Это была София Гренборг, синюшно-бледная и холодная как лед. Она открыла рот — зияющий черный провал, и оттуда раздался страшный хрип.
— Он любит одну меня! — каркнула София.
— Анника, что с тобой?
Томас, склонившись над женой, неистово тряс ее за плечо.
— Ты меня слышишь, Анки? Ты заболела?
Анника отвернулась от страшной, бледной Софии Гренборг и стала смотреть в другую сторону, на кафель.
— Что? — спросила она.
— Анника, проснись. Мне надо ехать на работу.
— А как быть с Калле? — сказала Анника, зажмурив глаза.
Томас сел рядом с ней и вздохнул.
— Сегодня он должен остаться дома.
Несколько секунд Анника лежала неподвижно, чувствуя, как ее снова неудержимо клонит в сон.
— Сегодня у меня первый рабочий день, — произнесла она сонно. — Я не могу сегодня остаться дома.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Томас. — Ты и так работала всю ночь. Когда ты легла спать?
Анника заставила себя спустить ноги с кровати и отбросила в сторону одеяло.
— Сегодня мой первый рабочий день после шестимесячного отпуска, — сказала она. — Я не могу остаться дома, во всяком случае сегодня.
— Но ты же теперь можешь работать дома! — воскликнул Томас, вставая. — Тебе же дали ноутбук и все такое!
От усталости перед глазами Анники мелькали разноцветные огоньки. Черт! — она не могла сейчас вести этот спор, сейчас, когда изо всех сил пыталась использовать свой мозг отнюдь не для домашней работы!
— Я не могу! — закричала она. — Я не могу сейчас заниматься всей этой ерундой, когда у меня есть веские причины уехать из дома!
Она схватила халат и решительно пошла в ванную, чувствуя тошноту и головокружение. Войдя в ванную, она поняла, где была несколько минут назад. Мертвая Каролина фон Беринг по-прежнему лежала в ванне. Анника отпрянула и вернулась в спальню.
— Ты говорил, что будешь работать до того, как представишь министру свое предложение на совещании, — сказала она. — Это было вчера, а теперь ты говоришь, что тебе опять надо идти на твою проклятую работу. А как же я? Кто подумает обо мне? Когда наступит моя очередь?
Томас, неся свой пиджак, прошел мимо жены в кабинет.
— Твоя очередь? — повторил он. — Ты и так уже завладела всем столом. Посмотри, твоими бумагами завалены все мои памятные записки.
— Прости, ради бога! — взвизгнула Анника, подбежала к столу и схватила свой блокнот. — Прошу прощения! Я так виновата! Прости, что я захватила клочок твоего стола! Прости за то, что я вообще существую!
— Я ухожу, — сказал Томас, направившись к лестнице.
Анника бросилась ему наперерез и вытянула вперед руки, глядя мужу в глаза. Халат сполз с плеч, она стояла перед Томасом практически голая.
— Никуда ты не пойдешь!
Глаза Томаса налились кровью от гнева.
— Я уйду, даже если мне для этого придется отодвинуть тебя силой, — сказал он.
— Я не могу одна справиться с хозяйством, — заявила Анника. — Убирать, готовить, стирать, отвечать за детей, работать полный день и не оставлять следов в кабинете. Даже ты мог бы это заметить!
Томас, тяжело дыша, смотрел ей в лицо. Потом стиснул зубы так, что побелели скулы. Он взял себя в руки, успокоился и несколько раз вздохнул. Эти вздохи были больше похожи на всхлипывание.
— О господи, — сказал он, повернулся и, прикрыв глаза рукой, пошел назад в спальню.
Она смотрела ему вслед, на пиджак, обтягивающий широкие плечи, на темные джинсы, на сияющие ботинки.
— Томас… — Она догнала его и обвила руками за талию. — Прости, прости меня. Я не хотела кричать…
Он обернулся, притянул ее к себе, целуя волосы и легонько покачивая в объятиях.
