– Что?! – задохнулся Слепцов.
Если до этого он был красным от праведного гнева, то теперь стал густо-бордовым.
– Да я вас в порошок сотру!
– Стиральный, зубной, графитовый? Или в тальк, на собственные нужды? – осведомился Роман.
Слепцова, казалось, вот-вот хватит удар.
– Не надо меня пугать, товарищ генерал, – попросил Роман. – Пуганый, знаете ли. Разрешите идти? Или у вас еще что?
Слепцов задышал, опустился на стул.
– Я поставлю вопрос о вашем служебном несоответствии. И можете не сомневаться, этот вопрос будет решен не в вашу пользу.
– Там посмотрим, – легкомысленно отозвался Роман.
– Завтра прошу предоставить мне подробный отчет. К десяти утра.
– Есть, товарищ генерал.
– Свободны.
Чувствуя на своей спине испепеляющий взгляд Слепцова, Роман вышел из кабинета.
Дубинин, который отсутствовал по более важным делам, чем встреча агента-неудачника, уже сидел за своим столом.
– Ну что, капитан, попало? – спросил он, не предлагая Роману сесть.
– А то!
– Все ерепенишься? – усмехнулся Дубинин.
– Да какого черта, подполковник! – не выдержал Роман. – Сколько можно за чужие ошибки отдуваться?
– Ну, ты и своих немало сделал, – заметил Дубинин. – Так что не надо валить с больной головы на здоровую. То, что старик на тебя взбеленился, это ничего. Вникнет в дело, отойдет. Но и ты давай не нарывайся. Хватит сюрпризов, капитан, а?
– Да я что… – усмехнулся Роман. – Думаешь, они мне нужны, эти сюрпризы? Да чтоб их век не видать!
– Угу, – отозвался на это подполковник.
Но по глазам было видно, что не больно-то он верит зароку подчиненного.
– Ладно, до завтра, – махнул рукой Роман. – Поеду домой, отчет писать.
– Давай, – кивнул Дубинин. – И напиши все правильно!
– А як же!
Домой Роман поехал, как все нормальные люди – в метро. Машину ему не дали, но то было невеликое горе. Побродил по переходам, проехался в душных вагонах, потолкался среди людей, вспотел, почувствовал себя наконец дома. Идеальная адаптация после роскошного европейского турне.
Дорогой Роман то и дело набирал номер Лены. Но мобильная связь отзывалась голосом оператора, а трубку домашнего телефона никто не брал.
Роман передумал всякое, но того, что произошло на самом деле, не мог и в страшном сне представить.
Лена, встречи с которой так жаждало истерзанное тело Романа, исчезла. Но да бог бы с ней, с Леной, эту потерю он как-нибудь бы пережил. А вот того, что вместе с Леной практически исчезло и его жилище, перенести без микроразрывов на сердечной ткани было невозможно.
Едва зайдя во двор, уставший, жаждущий залечь на диван, включить любимую музыку и хотя бы часа два законно покейфовать, Роман вдруг увидел весьма грустную картину. А именно: горелый остов своей машины. Он медленно подошел, походил кругами, попинал зачем-то ногой ошметки сгоревшей начисто резины. Старушки, сидевшие у подъезда, с интересом следили за ним, о чем-то косорото переговариваясь, и странно посматривали наверх.
Повинуясь внутреннему инстинкту, Роман тоже поднял глаза – и на месте своей квартиры увидел черные провалы в обрамлении обожженных стен.
«Жора», – всплыло в голове единственное и все объясняющее слово.
Он поднялся на свой этаж, взял в тайнике SIM-карту, ключи и открыл дверь. Дверь была железной, огонь ее не взял, но краска на ней покоробилась, обивка оплавилась, и выглядела она донельзя мрачно.
Но дверь – это что. Внутри все выгорело до основания. Не выгорело – выжгли. Остро пахло соляркой. Те, кто устроил пожар, плескали щедро, ничего не пропустили. Сгорела чистенькая, игрушечная кухня с печью СВЧ, тостером, блендером, миксером, чудным, напичканном электроникой холодильником, посудой, плитой и вытяжкой, сгорели туалет и ванная, оборудованные суперсовременной сантехникой, сгорели прихожая со шкафом-купе и всем, что в нем находилось, сгорел любимый диван, кресла, горка, ковры, вся домашняя техника, сгорела холостяцкая спаленка со всем добром, сгорела вся его одежда, книги, компакт-диски – все!
Роман медлительно переходил из комнаты в комнату, не решаясь что-нибудь тронуть. На всем лежала черная, жирная сажа, повсюду – грязные разводы пены и тошнотворный запах гари.
Жора таки отомстил. Согласно своему кодексу чести. Лена сидела, сидела – да и не высидела. Должно быть, деньги кончились. А без кокса она – не человек. Вот и ткнулась туда, где в деньгах ей отказа не было.
И Жора взял свое. Ну, как там они с Леной разобрались, это дело десятое. И неинтересно, в общем. Но вот то, как он разобрался с обидчиком, заслуживало искреннего восхищения.
Послонявшись по квартире – или по ее кремированным останкам, – Роман закрыл дверь и спустился на улицу. Летний день, погожий, мягкий, обвеял его теплом нагретого асфальта и пышно разросшихся кустов. Запах гари из ноздрей потихоньку выветривался. Роман сел на лавку, закурил и совершенно четко осознал: а податься-то ему некуда.
На то, чтобы очеловечить квартиру, надо минимум десять тысяч каких-нибудь американских у. е. А у него на счете хорошо если осталось тысячи три. А еще машинешка, какая-никакая, нужна… То есть, по сути, он снова стал таким же босяком, каким был до знакомства с Леней. Но тогда у него было жилье, хоть и крайне скромное, но все-таки функционирующее. И «копейка», очень даже живенькая. А теперь? Жить негде, не на что и ездить не на чем. Он потерял даже то малое, что у него было. Три тысячи – это ничто. Так, сделать небрежный жест напоследок.
«А что?» – вдруг подумал Роман.
Через минуту он уже направлялся к арке.
А еще через сорок минут, имея в кармане весь свой обналиченный капитал, Роман входил в двери казино «Золотая мечта».
«Если не сейчас, то никогда, – подумал он, обменивая всю сумму на игральные фишки. – Тот самый случай, когда судьба должна смилостивиться и повернуться ко мне лицом».
– Желаю удачи, – улыбнулась дежурной улыбкой девушка-кассир.
– Спасибо, – очень серьезно ответил Роман.
Через три часа, глядя строго перед собой, он вышел из казино. Было легко и как-то слегка безумно. Подобную легкость, наверное, испытывают монахи и идейные нищие. Ни тебе денег, ни тревог, ни печали.
Зайдя в незнакомые дворы, Роман сел на скамейку, закурил последнюю сигарету. Вечерело. Люди шли в свои дома, несли сумки с продуктами, разговаривали, смеялись. До сидевшего на лавочке мужчины с остановившимся взглядом им не было никакого дела.
«Надо как-то жить… – думал Роман отстраненно, как человек, чем-то сильно ушибленный. – Поменяю эту горелую лачугу на домик в деревне, устроюсь на лоне природы. Огород, трезвость, целибат. Как-нибудь втянусь… Люди же привыкают».
