— Боюсь, все только начинается.
29
Последствия
Детектив Карвер сидел на скамейке в Гайд-Парке, любуясь ночным небом. Оно было сегодня на редкость ясным, и самые яркие из звезд затмевали своим сиянием свет уличных газовых фонарей. Детектив был один-одинешенек в огромном парке. В тусклом свете фонаря, под которым он сидел, были видны клубы пара, вырывавшиеся у него изо рта и рассеивавшиеся на январском ветру. Лондон только недавно отпраздновал наступление Рождества и Нового года, и в воздухе еще витал праздничный дух. Мрачные события последних месяцев не отбили у горожан охоты к веселью, напротив, это Рождество отмечалось в столице с необыкновенной пышностью, несмотря на то что торжества проходили среди руин и пепелищ. Ни парада, ни особого праздничного убранства в городе не было, но каждый мужчина и каждая женщина понимали, что они имеют все основания считать себя как будто бы заново родившимися. Ведь еще недавно они были на волосок от гибели и чудом остались живы. И лондонцы поднимали бокалы — у кого какие уцелели — и произносили тосты за новые начинания и новую жизнь.
«Новые начинания. Обновление. Лучше и не скажешь», — подумал Карвер. Последствия того, что стали называть Затмением, были тяжелыми, многие потери — невосполнимыми. Но, как и Великий Пожар, случившийся задолго до этого, огонь катастрофы спалил дотла все то, что подлежало уничтожению, и город очистился от немалой части той скверны, которая мешала ему жить и радоваться жизни. В тот день, когда Таниэль умертвил Тэтч, Старый Город сгорел до основания, и лишь воды Темзы помешали дальнейшему распространению огня на север. Карвер помнил, как огонь вздымался ввысь огромными столбами, словно силясь перескочить через водную преграду, чтобы мчаться дальше, сметая все на своем пути. Немногочисленные очаги пожаров в северных районах города были быстро потушены, а потом начался дождь, который погасил и пламя в Старом Городе.
Лондон понемногу приходил в себя после случившегося. Таниэль и Элайзабел покинули столицу, и детектив не знал, куда именно они перебрались. Таниэль перед отъездом поговаривал о научном труде, который собирался написать. Темой должна была быть все та же нечисть. Юноша считал себя не вправе утаивать от других то, что стало ему известно со слов Пайка. В своей работе он рассчитывал подробно осветить историю появления нечисти и перечислить все известные ему способы борьбы с нею. Он поклялся больше не охотиться на чудовищ, но всецело посвятить себя изучению их природы. Куда бы ни лежал путь Таниэля и Элайзабел, они отбыли из Лондона вместе, преисполненные глубочайшей любви друг к другу. Карверу было неизвестно, какое занятие избрала для себя Элайзабел. У нее как-никак имелось жилище, унаследованное от родителей, и немалая сумма денег. Но вообще-то она относилась к числу тех людей, чьи поступки, а также их мотивы были совершенно непонятны детективу. Он не сомневался лишь в одном — эта девушка в любом случае будет следовать лишь по тому пути, какой сама для себя наметит.
Время от времени Карвер встречался с мисс Беннет. Кэтлин почти совсем поправилась после ранения и, хотя в холодную погоду рука ее все еще побаливала и пальцы частично теряли подвижность, продолжала с азартом и увлечением охотиться на нечисть. Детектив чувствовал себя ее должником. Ведь это не кто иная, как Кэтлин, обнаружила его раненым на полу трапезной зловещего собора, и перевязала его рану, и спрятала в надежном месте на то время, пока они с Таниэлем и Элайзабел завершали начатое ими великое дело. Он почувствовал, как содрогнулся огромный храм, когда во дворе взорвались бомбы, и расслышал завывания монстров, которые ворвались в пролом, но после этого потерял сознание и очнулся, лишь когда Кэтлин и остальные вернулись за ним, чтобы вместе покинуть это ужасное место. Таким образом, ему не посчастливилось увидеть финал этой драмы, но детектив не сетовал на судьбу и, напротив, считал, что должен денно и нощно благодарить Господа Бога и Кэтлин за то, что остался в живых.
Карвер поднялся со скамьи и расправил плечи, подвигал лопатками, чтоб немного размяться, застегнул пальто и поднял с сиденья скамьи свой цилиндр. Глубоко втянув в себя морозный воздух, он неторопливой походкой зашагал по направлению к Парк-лейн.
Какими все-таки сложными, извилистыми путями приходится всем им идти по жизни. Цепи случайностей и совпадений, звенья которых нанизываются одно на другое в течение столетий, вдруг сплетаются воедино и потом расходятся в разные стороны, но никогда не обрываются, а протягиваются в новые далекие столетия, к будущим победам, поражениям, встречам и расставаниям. Так и в этой истории все, выходит, было предопределено заранее. Даже Лоскутник сослужил в ней свою службу; ведь если бы не он, Карвер не стал бы столь тесно сотрудничать с Майкрафтом и не узнал бы о существовании Братства, и все остальные без его участия не смогли бы помешать осуществлению чудовищных планов секты. Или взять, к примеру, Элайзабел. Как ей удалось удрать от заговорщиков в тот первый раз, когда Таниэль случайно на нее наткнулся во время охоты на колыбельщика? Она, поди, и сама этого не знает.
«Нами управляют силы, могущества которых мы и представить себе не можем», — подумал он.
Но было во всем этом также и пропущенное, ускользнувшее звено, при мысли о котором у детектива неизменно портилось настроение. Доктор Маммон Пайк, глава Братства, остался жив и здоров и по-прежнему обитал в своей загородной резиденции. Никто из власть предержащих не знал о его принадлежности к секте и навряд ли когда-нибудь узнает. Ему, как и некоторым из его сподвижников, удалось под шумок невредимым удрать из храма. Теперь же он надежно укрылся от каких-либо обвинений за стеной своей респектабельности и по-прежнему врачует душевнобольных в «Редфордских угодьях». И сколько Карвер ни старался его на чем-то подловить, Пайк оставался совершенно неуязвим.
Вот сегодня, например, почтенный доктор намеревался посетить званый вечер. Светское мероприятие, куда приглашены все светила медицины. Карверу это было хорошо известно, потому что он глаз не спускал с бывшего главы Братства. Но все без толку. Пайк держал себя безупречно. Он был чист, как первый снег. Закон не имел над ним власти.
Снедаемый этими досадными мыслями, Карвер понуро побрел вдоль Парк-лейн. В эту позднюю пору экипажей на улице почти не было. Исключение составляла лишь одна повозка, с грохотом катившаяся по булыжной мостовой. Возница надвинул на глаза цилиндр и высоко поднял воротник плаща, так что разглядеть его лицо не представлялось возможным. Он легонько хлестнул кнутом обеих своих лошадей — черного жеребца и белую кобылу, а поравнявшись с Карвером, вежливо приподнял цилиндр. Карвер машинально ответил на приветствие.
Карвер направлялся к себе домой, что же до Лоскутника, то он спешил на свидание с неким доктором Маммоном Пайком, чтобы наконец взыскать с него кое-какой должок.
