Правда, один из них отнюдь не заблуждался на этот счет. То был мэтр Ник, злополучным образом вовлеченный в борьбу. Но его положение главы махоганских воинов не позволяло ему говорить об этом. Что до Лионеля, то его патриотизм не допускал никаких колебаний.
Юный клерк все еще не мог прийти в себя от изумления, вызванного неожиданным превращением его героя. Как? Жан Безымянный оказался сыном Симона Моргаза!.. И аббат Джоан был сыном предателя!
— Ну и что же, — твердил он себе, — разве от этого они оба перестали быть патриотами? Не была ли права барышня Клара, встав на защиту Жана и его матери? Ах, какая смелая девушка!.. Так и надо было поступить!.. Это так благородно!.. Так достойно семьи де Водрелей!
Так рассуждал восторженный юноша, не в силах поверить, что Жан навсегда покинул остров Нейви. Нет! Жан Безымянный должен появиться здесь, хотя бы для того, чтобы умереть, защищая дело национального освобождения.
И юный клерк пришел в своих размышлениях, в сущности, к очень верному и разумному выводу: почему бы детям Симона Моргаза не оказаться очень порядочными людьми, раз уж последний потомок воинственного племени не имеет ничего общего со своими предками, раз уж род сагаморов выродился в этакого нотариуса!
Точно так же, как Лионель, думали о Жане Безымянном и Том Арше с сыновьями. Разве не видели они его в деле на протяжении многих лет? Разве Жан, сотни раз рискуя своей жизнью, не искупил преступление Симона Моргаза? В самом деле, если бы они присутствовали при той омерзительной сцене, они бы не удержались, бросились бы на толпу, ответили бы на эти гнусные оскорбления! И знай они, куда удалился Жан, они отправились бы за ним, вернули бы своего названого брата к «синим колпакам», поставили бы его во главе!
Следует отметить, к чести рода человеческого, что после изгнания Жана и Бриджеты настроение людей круто изменилось: чувства Лионеля и семейства Арше разделяло в настоящее время большинство патриотов.
В одиннадцать часов утра началась артиллерийская подготовка. Первые ядра с батарей Чиппевы пробороздили землю на острове. Снаряды сыпались дождем, от них невозможно было укрыться на почти голом пространстве с отдельными купами деревьев, перегороженном непрочными оградами; от нескольких покрытых дерном окопных сооружений на побережье было мало толку. Полковник Макнаб стремился расчистить берег, прежде чем приступить к переправе через Ниагару — этой не слишком легкой операции, несмотря на малочисленность защитников острова.
Повстанцы собрались у дома де Водреля, менее подверженного ударам артиллерии из-за местоположения на правом берегу, напротив Шлоссера.
При первых залпах де Водрель отдал приказ всем несражавшимся перебраться на американскую территорию.
Женщинам и детям, присутствие которых на острове до сих пор не возбранялось, пришлось сесть в лодки и, попрощавшись со своими мужьями, отцами, братьями, отправиться на другой берег. Переправа эта была небезопасна, так как мортиры[199], установленные выше и ниже Чиппевы, могли попасть в судно, стреляя под углом. Несколько снарядов попали даже на территорию Соединенных Штатов, что должно было вызвать справедливый протест со стороны федерального правительства.
Де Водрель хотел, чтобы Клара тоже укрылась в Шлоссере, ожидая там исхода нападения. Но дочь отказалась покинуть его.
— Отец, — сказала она, — я должна остаться с вами, и я останусь. Это мой долг.
— А если я попаду в руки солдат королевской армии?
— Что ж! Они не запретят мне разделить с вами тюрьму, отец.
— А если меня убьют, Клара?..
Девушка ничего не ответила, но уговорить ее де Водрелю не удалось. А потому она была подле отца, когда тот занял место среди повстанцев, собравшихся перед его домом.
Орудийная пальба раздавалась уже необычайно громко; положение в лагере становилось все более тяжелым. Однако попытка высадки еще не предпринималась. Иначе «синие колпаки», расставленные по окопам, уже предупредили бы об этом.
Перед домом собрались Винсент Годж, Клерк с Фарраном, Том Арше, Пьер, Мишель и Жак. Там же были и мэтр Ник с Лионелем, махоганские воины, как всегда сдержанные и невозмутимые.
Де Водрель взял слово:
— Соратники, мы должны защищать последний оплот нашей независимости. Если Макнаб овладеет островом, восстание будет подавлено и кто знает, когда новые предводители и новые бойцы смогут возобновить борьбу! Если же мы отбросим атакующих, если нам удастся удержаться, к нам со всех уголков Канады придет помощь. Наши сторонники снова обретут надежду, и мы сделаем из этого острова неприступную крепость, где дело национальной независимости всегда найдет опору. Вы готовы защищать наше дело?
— До последнего вздоха! — ответил Винсент Годж.
— До последнего вздоха! — повторили его товарищи.
В этот момент несколько ядер ударилось в землю шагах в двадцати. Они далеко отскочили, взметнув снежную пыль.
Но никто из «синих колпаков» не двинулся с места. Все ждали распоряжений своего руководителя.
Де Водрель продолжал:
— Пора отправляться на берег. Артиллерия Чиппевы скоро смолкнет, потому что солдаты королевской армии попытаются переправиться через реку. Рассейтесь вдоль всего побережья под прикрытием утесов и ждите, пока лодки не подойдут достаточно близко. Надо во что бы то ни стало помешать солдатам Макнаба высадиться...
— Они не высадятся, — сказал Уильям Клерк, — а если им это и удастся, мы скинем их в Ниагару.
— По местам, друзья! — воскликнул Винсент Годж.
— Я буду с вами, — сказал де Водрель, — пока у меня хватит сил...
— Останься здесь, Водрель, — сказал Андре Фарран. — Мы будем держать тебя в курсе...
— Нет, друзья, — ответил де Водрель, — я буду там, где обязан быть!.. Идемте...
— Да, идемте, патриоты!.. Суда уже отчалили от канадского берега.
Услыхав эти произнесенные неожиданно громко слова, все обернулись.
То был Жан. Накануне ночью судно перевезло его на остров. Никем не узнанный, спрятавшись на той стороне острова, что была обращена к Чиппеве, он стал наблюдать за приготовлениями солдат полковника Макнаба, не обращая внимания на снаряды, падавшие на берег. Потом, увидев, что осаждающие готовятся форсировать реку, он пришел — совершенно уже не таясь — занять свое место среди бывших товарищей.
— Я так и знал! — воскликнул Лионель.
К молодому патриоту подошла Клара де Водрель, вслед за ней его обступили Том Арше с сыновьями. Де Водрель протянул Жану руку... Но тот не принял ее.
— Защитники острова Нейви, — сказал он, — моя мать умерла, не вынеся оскорблений, которым вы ее подвергли. Теперь из этой семьи, преданной позору и поруганию, я остался один. Позвольте одному из Моргазов сражаться рядом с вами, а если нужно — умереть за франко-канадскую свободу!
