Эти двое играли в свои дьявольские игры, создавали гарем из красавиц, разыскивая их в Университетском треугольнике и по всему юго-востоку. Моя гипотеза родственных душ очень походила на правду. Они получали удовольствие от похищения и пленения красивых женщин. А еще они соперничали друг с другом. И соперничество это стало настолько серьезным, что Уиллу Рудольфу пришлось некоторое время действовать одному. В Лос-Анджелесе. Там он и стал Джентльменом-Ловеласом. Пытался отстоять свою независимость. Казанова, более консервативный относительно места пребывания, продолжал работать на Юге, но они общались. Рассказывали друг другу о своих подвигах. Не могли не поделиться. Подобные рассказы горячили им кровь. В конце концов, Рудольф пошел даже на то, чтобы обнародовать свои похождения с помощью журналистки из «Лос-Анджелес Таймс». Вкусил известности и славы, они ему льстили. «Казанова другой. Гордый одиночка. В каком-то смысле гений, — думал я, — творец».
И мне казалось, я догадался, кто он такой. Как будто увидел его без маски.
Я продолжал наблюдать за леденящими душу раскопками, и тревожные мысли не давали мне покоя. Они жгли огнем — того гляди обуглюсь, но теперь это не имело значения. Впрочем, мало что значило и раньше.
Казанова действует в своей зоне обитания, решил я. Он и сейчас скорее всего находится где-то в районе Дарема и Чепел-Хилла. С Уиллом Рудольфом он познакомился в то время, когда была убита золотая парочка. До сих пор ему удавалось все продумывать до мельчайших подробностей. Но два дня назад он все же совершил ошибку. Это случилось во время перестрелки. Ошибка была совсем крошечная, но иногда и такой хватает… Я думал, что знаю, кто может быть Казановой. Но с ФБР своими догадками поделиться не мог. Я ведь был их «шальной пулей». Аутсайдером. Ну что ж, пусть так.
Мы с Кайлом Крейгом смотрели в одну сторону, туда, где в высоких густых зарослях травы и жимолости велись раскопки. «Братские могилы, — думал я, наблюдая за жутким процессом. — Братские могилы девяностых годов».
Лысоватый солдат высокого роста выпрямился в глубокой яме, вырытой в мягкой земле, и помахал длинными руками над блестящей от пота головой.
— Боб Шоу здесь! — выкрикнул он свое имя громким зычным голосом.
Если землекоп выкликал себя по имени, это означало, что найден очередной женский труп. Целый корпус медэкспертов Северной Каролины тоже присутствовал при этих чудовищных раскопках, которые могут пригрезиться лишь в страшном сне. Один из них тут же помчался к землекопу такой забавной иноходью, что при других обстоятельствах мы с Кайлом не преминули бы похихикать. Медик подал Шоу руку и помог выбраться из могилы.
Телевизионная камера поползла на землекопа, солдата американской армии из Форт-Брэгга. Миловидную тележурналистку пришлось погуще загримировать прежде, чем выпустить перед объективом.
— Только что найдена жертва номер двадцать три, — объявила она с подобающей случаю скорбью. — До сих пор все обнаруженные жертвы оказывались молодыми женщинами. Зверские убийства…
Я отвернулся от компании телевизионщиков и судорожно вздохнул, представив себе, как дети, вроде моих Деймона и Дженни, будут смотреть эту передачу, сидя у себя по домам. Это мир, в котором они живут. Чудовища в человеческом образе бродят по земле, по большей части в Америке и Европе. Но почему? Вода плохая? Слишком высококалорийная пища? Не те передачи по субботам с утра передают по телевизору?
— Проваливай-ка домой, Алекс, — сказал мне Кайл. — Все кончено. Тебе его не поймать. Можешь мне поверить.
Глава 115
Никогда не говори «никогда». Это был один из моих профессиональных девизов. Я с головы до ног обливался холодным потом. Сердце словно взбесилось. Да или нет? Я должен был поверить, что да, именно так.
Я ждал в жаркой неподвижной мгле у маленького дощатого домика в даремском районе Эджмонт. Вполне обыкновенный район на Юге, заселенный представителями среднего класса. Симпатичные недорогие дома, американские и японские марки автомобилей, приблизительно поровну, аккуратно подстриженные газоны, знакомые кулинарные запахи. Вот где поселился Казанова и жил последние семь лет.
Весь вечер я провел в редакции газеты «Герадьд сан». Перечитал все, что когда-то публиковалось о нераскрытых убийствах Ро Тирни и Тома Хатчинсона. Имя, упомянутое в «Геральд сан», помогло мне установить логическую связь и подтвердило подозрения и предчувствия. Сотни часов изнурительного расследования. Чтение и перечитывание отчетов даремской полиции. И наконец безумная догадка, благодаря единственной газетной строчке.
Имя было упомянуто в одной из далеко не центральных статей даремской газеты. И всего один раз. И все-таки я отыскал его.
Долго, не в силах оторваться, я смотрел на это знакомое имя, напечатанное в информационной колонке, вспоминал то, что бросилось в глаза во время перестрелки в Чепел-Хилле и переосмысливал схему «безупречных» убийств. Теперь все встало на свои места. Игра, матч, сет, бинго.
Всего один неверный ход совершил Казанова. Но случилось это на моих глазах. Имя на газетной полосе оказалось лишь подтверждением. Оно впервые наглядно связало Уилла Рудольфа и Казанову. Оно же объяснило мне, как они встретились и почему.
Казанова был психически здоров и полностью отвечал за свои поступки. Каждый шаг он планировал хладнокровно. И это было самое поразительное и страшное во всей длинной цепи преступлений. Он знал, что делает. Мерзавец, решивший посвятить себя похищениям юных студенток. Посвятить свою жизнь бесконечным изнасилованиям и убийствам. У него была страсть владеть красивыми женщинами, «любить» их, как он говорил.
Ожидая подле дома в машине, я мысленно проводил допрос Казановы. Лицо его стояло у меня перед глазами так же ясно, как цифры на приборном щитке.
«— Вы не испытываете каких-либо чувств, так?
— Вовсе нет, конечно, испытываю. Чувствую невероятный подъем. Оказываюсь на вершине блаженства, овладевая новой женщиной. Переживаю различную градацию возбуждения, предвкушения, животной похоти. Окунаюсь с головой в невероятное ощущение свободы, которое не дано испытать большинству людей.
— А чувство вины? — Я как будто воочию увидел ухмылку на его лице. Эту ухмылку мне уже приходилось видеть и раньше. Я знал, кто он такой.
— Мне никогда не доводилось испытать чувство, которое заставило бы меня прекратить начатое.
— Вас баловали в детстве? Любили ли вы своих родителей, а они вас?
— Пытались. Но детства как такового у меня не было. Я не помню, чтобы вел себя или мыслил, как ребенок».
Я снова следовал образу мыслей монстров. Я воплотился в чудовище-убийцу, что было мне отвратительно. Я ненавидел эту свою ипостась. Но остановить перевоплощение был уже не в состоянии.
Я находился у даремского дома Казановы. В душе тихо позванивали колокольчики страха. Я ждал четыре ночи подряд.
Без напарника. Без прикрытия.
