– Ваня… ты не спишь?
Его глаза открылись так резко, словно распахнулись створки-ставни. И оттуда – о боже! – проглянул кто-то до такой степени чужой, что буквально пахнуло леденящим холодом. Но не тем холодом бесконечной местной зимы, затаившейся за стенками их убежища, а космической стужей. И еще – страхом. Нет, не ее страхом, а тщательно скрываемым УЖАСОМ самого Ивана. Смертельной боязнью чего? Кого? Неужели ее?! Вырвавшийся из-за открытых век взгляд остановил движение Нии, ощутимо уколол кожу, словно вместо него мгновенно подставили острозаточенные колья, уперевшиеся в лицо. Она, похолодев внутренне, застыла, изучая его растерянным взглядом. Вано молчал. Лежал неподвижно, рассматривая обнаженную Нию, склонившуюся над ним. И МОЛЧАЛ.
– Ния… не нужно… – наконец сорвалось с его губ, как первый камень, что рождает лавину.
– Ваня! Миленький…
– Ния!!! – Голос прозвучал как окрик непослушному ребенку, предостерегающий от чего-то опасного и непоправимого.
Камень все-таки родил лавину.
Голос однозначно что-то разрушил. Что-то уютное и дорогое. То, утрату чего еще не осознал разум, как всегда надеющийся на лучшее и упорно не желающий готовиться к худшему. Голос, вместе с холодом, прорвавшимся из взгляда, сотворил прозрачную, но непроницаемую стену между двумя лицами.
– Ния… остановись!!!
Лавина набирала силу…
Она замерла, боясь пошевелиться, боясь поверить в этот неожиданный кошмар, боясь родить хотя бы один звук, облечь в слова те возникающие чувства, что проступали из черного, повисшего над нею мрака. И вдруг ее прорвало, встречной лавиной:
– Что с тобой, Ва-аня? – с мукой сначала выдохнула она это, а потом, с нарастанием, все остальное. – Ты женоненавистник?! Ты дал обет безбрачия?! Но я ведь и не прошу тебя взять меня в жены!!! Или, может быть, ты импотент?!
– Ния, перестань… – нежно и просительно произнес Вано.
– Что перестать?! Что?! – У Нии начиналась истерика. – Ты!.. Ты знаешь кто?.. Вот скажи, ты меня не хочешь совсем?!
– Ния!..
– Оставь в покое мое имя! – Брезгливая ярость исказила ее прекрасное лицо, превратив его в жуткую харю, А кто есть во Вселенной более непредсказуемый, неуправляемый и опасный, чем отвергнутая женщина, к тому же отвергнутая в тот самый момент, когда она, презрев все каноны и устои, предлагает всю себя, без остатка?!
– Да, я Ния, я! Или, может быть, «не я»? Может, не я тебе нужна, а богатая принцесса из мира класса «А»?! Зачем тебе врачиха из какой-то миссии? Ну, подумаешь, почуяла приближение мечты, настояла на поисках, поставила на уши весь караван, разыскала, спасла… Потом ночей не спала, выхаживала! Потом полюбила… Да! Да-да-да! Я полюбила тебя, Вано! Что же ты со мной делаешь?!
– Ния… Хорошая моя… – бормотал он, растерявшись от такого эмоционального натиска женщины, которая наверняка (это было видно по смущению и боли, проступившей на его искаженном лице), наверняка ему НРАВИЛАСЬ. Которую он, несомненно, ЖЕЛАЛ!
– Значит, хорошая? Почему же ты от меня шарахаешься, как от ведьмы… (еще один всплеск боли в расширенных глазах Вано!) как от какой-то сумасшедшей, выжившей из ума бабенки, которую сто лет никто не трахал, потому что она никому не дает?! Может, тебе нужна парочка таких, как я (еще один импульс боли заставил Вано прикрыть глаза), или пяток, а? Что, даже смотреть уже на меня не хочешь?!
– Ну, постой же! Погоди, Ния, девочка моя… Не делай глупости! Я попытаюсь тебе объяснить… – Он привстал и набросил на нее меховую полость, укутав обнаженную женщину, которую уже колотило не только от гнева, но и от холода. – Мое расследование продолжается, и я не могу…
– Не надо мне ничего объяснять. Не нуждаюсь. Ты хочешь, чтобы я тебя попросила? Чтобы попросила трахнуть меня? Ладно, я прошу тебя, слышишь, Вано? Я! Прошу! Трахни! Меня!!!
Нию бил нервный озноб. Она, уже не владея собой, расплакалась, принялась колотить своими кулачками мужчину, не разбирая, куда попадают ее удары. Он не прикрывался и не хватал ее за руки, только снова и снова пытался накинуть постоянно сваливающуюся шкуру на озябшую женщину… Сквозь рыдания доносились, долетали не слова, а увесистые камни:
– Ты знаешь кто? Ты – сволочь! Ты… козел… Как же я тебя… Ну почему? Почему? Скажи, что во мне не так?! Что?! Скажи! Может, у меня не груди, а тряпочки? Может, ни рожи ни кожи… или одна щека фанерой забита? Неужели я для тебя… Гринда какая-нибудь?!
Слова падали на него камнепадом. И защититься от них было невозможно, даже если бы он этого захотел.
…На них, спустя сутки, через пару часов после внезапно закончившейся пурги, наткнулся охотник-абориген, приметивший оранжевый сигнальный вымпел над сугробом. Споро откопал четырьмя руками, и обнаружил две человеческие фигуры. Они лежали, крепко обнявшись, и пребывали в отключке. НАМОРОЗИЛИСЬ. Форсированно приведя их в чувство и узнав, что им нужно не куда-нибудь, а к «саваофцам», Жэвез, так звали добытчика, погрузил людей на свободные нарты, отводившиеся для транспортировки добытой дичи. Нарты пустовали, ввиду крайне неудачной охоты – вся живность в радиусе нескольких десятков миль наверняка так надежно спряталась от снежного бурана, что разыскать ее было не под силу даже такому опытному следопыту, как Жэвез. Однако, резонно рассудив, что все равно через пару дней ему придется возвращаться в стойбище, хотя бы для того, чтобы пополнить запас провианта, а спасение двух душ, к тому же, судя по снаряжению, из Миссии, стоило немалого вознаграждения, Жэвез нахлестывал ездовых животных в самом добром расположении духа. Что ни говори, а двое спасенных были отменной «добычей»…
По-настоящему пришли в себя они только перед самым приездом на «Точку Контакта Саваоф». Там Жэвез выслушал слова благодарности, рассовал по карманам безделушки для своей жены, а главное: обрел то, что и не мечтал заполучить, – многозарядный фоейр с универсальной целевой наводкой! Эту невообразимую для местного охотника ценность убедил главаря «Точки» отдать своему спасителю мужчина по имени Иван, что-то пошептав тому на ухо. Иван был возбужден и доволен, причем, как ни странно, не самим по себе фактом своего спасения (словно бы и не сомневался, что спасется без чьей-либо помощи), а тем, что они успели на «Точку» за три часа до отлета корабля, который забрал что-то таинственное, что приготовили для него «саваофцы», взамен оставив боеприпасы, продовольствие и медикаменты.
…Ния не замечала слезинок, катившихся по ее щекам, оставлявших застывшие заиндевелые пунктиры линий, грозя вот-вот превратиться в откровенный лед. Ее взгляд был прикован к огненному шару, к пилонам антигравитационных двигателей, старательно и натужно поднимающих громаду космолета над снежной колыбелью планеты, где родилась и почти сразу же умерла ее любовь, выродившаяся в неизлечимую болезнь. Где-то внутри этого огненного шара, «сгорая» на ее глазах, но от этого все больше и больше оживая в душе, улетал обратно в черную бездну ее любимый. ЕЕ ВАНЕЧКА.
Она стояла и, помимо воли, шептала его имя. Как ни странно, поток ненависти, вырвавшийся из нее тогда в палатке, уступил место какому-то растерянному осознанию того, что она совсем ничего не знает об этом человеке. Как же она может судить его? Ведь он в принципе ничем ее не обидел, обходился уважительно и даже, Ния была уверена, очень хотел ее как женщину. Она чувствовала это, ведь сердце не обманешь. Но теперь он улетал навсегда, унося с собой тайну… Что же настолько важное двигало им, что гнало в неведомые дали? Ну почему она тогда не смогла побороть свой гнев?! Ведь он пытался ей что-то объяснить! ПОЧЕМУ?!
