И снова нахлынули воспоминания: молодость, дружеские посиделки, присказки и поговорки. Посмеялись, вспомнив одну из прибауток: «Альгис рыбу не ест», которая мне ничего не сказала, так как возникла ещё в общежитии Литературного института, до моего знакомства со Светланой. Я напомнила, что тогда, вечерами, у Светланы мы гадали на кофейной гуще. Инна засмеялась:
– О, да!
Вспомнили поэта Григория Корина, первого мужа Инны и отца Лены Макаровой.
– Он сейчас, после всех потерь, очень одинок, – сказала Инна, – Лена заботится о нём. Володя, позвони ему…
Я сказала, что храню книгу стихов, которую мне подарил Корин. Инна с интересом спросила, какую и когда. В те времена Инна Лиснянская ещё появлялась у Светланы вместе с Годиком – так звали Корина в дружеском кругу. И чувствовалось, как сильно он её любит. Замечательный, живой, трогательный образ Инны – в его поэтическом сборнике «Смена ритма», в цикле стихов «Повесть о моей Музе». Но не менее прекрасен, на мой взгляд, и образ самого автора, чуткого, любящего, умного мужа и отца, добрейшего человека с широкой нежной душой. Недаром Светлана не приветствовала разрыв их отношений. (Первое из двух стихотворений, посвященных Светланой Инне, относится к тому периоду.)
Под дарственной надписью на книге Григория Корина: «Милой Але от Гриши» проставлена дата: 13 (месяц – неразборчиво) 1970 г. Инна тоже подарила мне в ту пору книгу, которую не удалось, к великому моему сожалению, сохранить: мне её не вернули.
Мне очень понравился дом Инны Лиснянской, хотя внутри я не была, но с моего места мне был виден коридор и распахнутая дверь в просторную комнату, на дальней стене которой висел большой портрет Семёна Израилевича. Липкин был импозантным, на мой взгляд, красивым мужчиной. А слева по коридору была открыта дверь в спальную комнату (напротив ванной), откуда слышались голоса Татьяны Алексеевны и Алёши: они пытались реанимировать интернет, связывались по телефону с провайдерами. Но тщетно…
Владимир Николаевич предложил мне «взять интервью», чем меня озадачил. Я приехала просто повидать Инну, просто поговорить. Сроду не брала никаких интервью. И тут же, конечно, забыла, о чём хотела расспросить. О родителях Светланы: Инна мне сказала, что они часто меняли местожительство, чтобы избежать репрессий. Я знала от Светланы, что когда она впервые приехала в Москву, то жила у Инны.
– Как долго?
– Да около двух лет, пока не купила однокомнатную кооперативную квартиру, которую вскоре удалось обменять на двухкомнатную на Красноармейской улице, у станции метро «Аэропорт».
Инна поинтересовалась моей работой на Стихире. Я ей рассказала, как это выглядит. Она была рада услышать, что Светлану читают с большим интересом (уже более 11 тысяч читателей и более 500 благодарных отзывов). Я попросила разрешения опубликовать на своей странице проникновенный, потрясающий душу венок сонетов Инны Лиснянской «В госпитале лицевого ранения», который сама она определяет как поэму. «Пожалуйста», – разрешила она. Это произведение очень-очень ей дорого.
Но тут мы с Владимиром Николаевичем вспомнили, что засиделись: прошло больше двух часов – обстановка к тому располагала. Инна попросила Татьяну Алексеевну принести её новую книгу «Птичьи права» (М., 2008). А пока она подписывала нам книги, Алёша и Татьяна Алексеевна пощёлкали фотоаппаратом, запечатлев нас на память. На моём экземпляре книги Инна Лиснянская оставила дорогие для меня слова: «Милой Александре Владимировне с благодарностью за деятельную память о Светлане Кузнецовой». Уезжали мы с радостным чувством: так тепло и уютно прошёл этот пасмурный, дождливый день. Радость и дома не покидала нас до конца дня.
Назавтра, 6 июля, я позвонила Инне Львовне, чтобы поблагодарить её за гостеприимство, и услышала:
– Умер Василий Аксёнов!
Я понимала, какой это удар для Инны Лиснянской. Это огромная потеря для всех нас, для целого поколения, поколения второй половины XX века! Пусть вечно горит его свеча!
P.S. Я забыла упомянуть, что, прощаясь, я оставила свои воспоминания «Подруга. Повесть о Светлане Кузнецовой». Инна прочитала их сразу, как только мы простились. Повесть ей очень понравилась. Очень, подчеркнула она. И ещё много лестных слов я услышала по поводу моей «Подруги». Оценка Инны Лиснянской, поэта и близкого друга Светланы Кузнецовой, для меня была очень важна! Ведь кто ещё, как не Инна, хорошо знал Светлану и искренно её любил? Спасибо, дорогая Инна Львовна! Спасибо Вам за приём в Вашем замечательном доме, за прекрасный подарок – книгу стихов «Птичьи права», за добрые слова в мой адрес и высокую для меня оценку повести о Светлане!
…А 12 марта 2014 года Лена Макарова из Хайфы написала мне по интернету: умерла мама. Я знал, как тяжело больна Инна, знал, что она уже никогда больше не вернётся в Москву, но мы ведь с ней совсем недавно говорили по телефону; правда, некоторые слова я разбирал с большим трудом; и всё равно в худшее не верилось. И вот… И я ответил Лене, что не представляю своего бытия без такого друга, как Инна Лиснянская, и без её великой поэзии. Горжусь, что в книге «Угль, пылающий огнём» (с воспоминаниями о Семёне Липкине) моя статья «Мы, приятель, не те номера набираем» стоит сразу же вслед за статьями Лиснянской («На крылечке») и Елены Макаровой («Победитель»).
Судьба! И начало её имеет свой адрес: Москва, Добролюбова, 9/11…
Глава 11. Шахматы – на срезе трагедии и драмы
1
Александра Межирова, классного биллиардиста и видевшего себя – не только в стихах – мотоциклистом, гоняющим по вертикальной стене, азартного, страстного игрока от рождения, притягивала фигура гроссмейстера Сало Михайловича Флора. Он просил меня прокомментировать некоторые, особо знаменательные, партии этого гения, правда, далеко не часто постигая их тонкости, разветвление вариантов, расспрашивал о превратностях его судьбы и всё больше утверждался во мнении, что это личность мирового масштаба. Часто восклицал: мол, ну никак не верится, что он тут же, в Москве, на 2-й Фрунзенской. Допытывался даже: а с Чигориным и Стейницем он встречался? Мне иногда казалось, что Александр Петрович даже робел перед ним, соратником и приятелем таких гигантов, как Александр Алехин, Хосе Рауль Капабланка, Эммануил Ласкер. И однажды он сказал, решившись:
– А з-знаете что, познакомьте меня с гроссмейстером. Давно хотел.
Я сказал, что и тот уже давно намекает на своё желание свидеться с ним, автором «Шахматиста». Последовало предложение: лето роскошно, в самом разгаре, «жигулёнок» на ходу, съездим, если нет возражений, в Звенигород. Предложение было с восторгом принято. Флор к десяти утра явился на угол Комсомольского проспекта в стандартной «тройке» и с пикантным платочком в кармашке пиджака. По-другому он не умел. Так и поехали, не сказав друг другу самых важных слов. Всё понятно было и так. Межиров вёл машину без всякого напряжения, артистично и к тому же не отказывался от беседы. Он спросил у Флора: бывал ли тот прежде в Звенигороде. Последовал ответ: не бывал, но знаю, дескать, что там какое-то время жил Антон Павлович Чехов. И добавил: а пейзажи – прямо для кисти великого художника! Нет, он не употреблял подобных выражений, ибо и устно, и письменно не шибко вдавался в подробности, касающиеся природы, но смысл его высказывания был примерно таков.
