– Да ну тебя к лешему. – И Кубин три раза плюнул через левое плечо.
– К черту, – поправил я и развернул коня в сторону реки. За мной пошли полторы сотни ратников.
От реки шел гам от тысяч лошадей, волов, тянущих тяжелые волокуши, смех и гортанные выкрики степняков. Слишком беспечно они себя ведут. Это хорошо…
В заросшей впадине, выходящей к реке, я разместил ударную полусотню. Вдоль берега, скрываясь за кустарником, рассредоточились лучшие стрелки Горинской сотни. Пригибаясь и осторожно выглядывая, проводили взглядами головной отряд охраны. Голова обоза уже отползла от нас почти на пятьдесят метров, когда, наконец, едущие впереди степняки зашумели и с гиканьем и своим клохтаньем, почти все, умчались вперед. Обоз остановился.
– Клюнули, – радостно хмыкнул кто-то из отроков.
– Всем приготовиться.
Команда разошлась в стороны, и зашуршали вынимаемые из колчанов стрелы. Сзади сразу засуетились самые младшие из новиков, наполняя нефтью зажигательные стрелы и приготавливаясь их подавать.
Все, пора.
– Бей!
Все быстро сделали несколько шагов, выходя на свободное от кустов место и к общему гомону добавились треньканье луков и шелест стрел. Оставшиеся охранники и погонщики стали быстро выбиваться, волы, на головных повозках получив в спину шальные стрелы, рванули в стороны, перекрыв проходы. Поднялся воловий рев. В ответ полетели редкие стрелы, но стрелки тут же получали сразу по нескольку ответных стрел и больше не появлялись. Со стороны умчавшихся сотен степняков раздался клич и сразу различимый на общем фоне звук от копейного удара.
Черт, говорил же заманивать дальше и избегать прямого столкновения. Так и поджечь ничего не успеем.
– Зажигательными стрелами бей!
Русло перечеркнули огненные шары. Они вонзались в накрытые шкурами грузы, расплескивая пламя в разные стороны. Мельком глянул по сторонам – горели почти все волокуши. В хвосте обоза, за поворотом, творилась непонятная суета. Со стороны ушедших сотен к обозу явно накатывал гул и звон от сражения. Что там творится? Что пошло не так?
Еще раз оглядел горящий обоз и обнаружил, что горят-то только шкуры, а под них огонь не попадает, видно, а нефть просто стекает на покрытый снегом лед. Этак мы ничего не сожжем.
– Вперед, к обозу. Шкуры срывайте. Быстрей!
Полусотня ратников, выскочив из впадины, разошлась в стороны, выискивая выживших, и прикрыла новиков, кинувшихся к обозу, который сгрудился у противоположного высокого берега. Перескакивая через сугробы, бегу к обозу. У волокуш наконечниками рогатин стали резать шкуры и растаскивать с грузов, заворачивая их так, чтоб огонь перекинулся на сам груз. Я подскочил к большой волокуше, сунул саблю в ножны и подхватил валяющееся копье. Поддел горящую шкуру. Под ними обнаружил ровные и чем-то пропитанные бревна, аккуратно увязанные в ровные стопы.
Есть! Осадные орудия! Что еще тут может быть в таком виде? А вот где все соединения для них? Обогнул ее, перескакивая через тела, густо утыканные стрелами. Перемахнув веревки и длинную оглоблю, столкнулся со степняком, рубящимся с новиком. Ударил поганого в бок копьем и крикнул парню:
– Помоги!
Мы оттащили горящие шкуры, и на волокуше открылись дубовые крестовины, туго стянутые кожаными ремнями. Отлично! Теперь надо это поджечь, но дерево не разгоралось. Я толкнул парня и показал на берег.
– Беги туда, пусть всю нефть, что осталась, сюда тащат.
Гул и лязг сечи в голове обоза стал еще громче. Я вскакиваю на волокушу и, щурясь от едкого дыма, всматриваюсь за поворот реки. Оттуда начинают вытекать черные сотни степняков. Вот же с… охрана возвращается. Нефтью облить уже не успеем, надо отходить. Оглядываюсь и кричу:
– Отхо… – Крик срывается от картины того, что я вижу в хвосте обоза. Табуны неслись на нас, начиная обтекать обоз по пологому берегу и отсекая нам пути отхода. Но не это главное – там тоже шло сражение. Я увидел копейный лес и блеск зерцал. Зажали. Отходить к оставленным в лесу лошадям уже поздно. По пологому склону уже неслись табуны, перескакивая через кочки и вламываясь в кустарник. Оглянулся на близкий берег – тут слишком высокий яр, по которому не забраться. Волокуши хоть и перегородили русло, но больше сгрудились рядом с высоким обрывом. По оставшемуся между обозом и пологим берегом шансов пройти уже нет. Значит, будем отбиваться тут, меж горящих волокуш.
– В щиты! Все в щиты!
Подбежал Демьян.
– Что делать?
– Расставляй своих промеж обоза. Стрелков в центр, пусть стрелами поганых встречают.
Полусотня, что прикрывала нас с разных концов обоза, вернулась и, оставив у берега своих коней, выстроилась впереди, решив принять первый удар степной конницы. Я, перекинув щит в руку, пробежал вперед и встал в строй.
Темная волна степных сотен, крича и нахлестывая коней, перекрыв все русло, неслась на обоз. Навстречу ей, с другой стороны, выдавливая табуны, накатывалась другая. Я крепче сжал ратовище и прикрылся щитом. Степные сотни уже были рядом.
* * *
Передо мной погибший новик. Теперь он навсегда остался молодым. Я не мог оторвать взгляда от его открытых глаз. Сердце стучало, разгоняя остатки адреналина по телу. Вокруг ходили ратники, крича о победе, а меня она совсем не радовала. Какая может быть радость, если погибло почти два десятка мальчишек? И никто на это не обращает внимания! Жестокое время, черствые люди? Нет, тут взрослеют рано. Взял в руки оружие – ты воин. Но почему в бою гибнут молодые? Почему? Это я виноват. Я привел их за собой. Я за них в ответе, и нет мне прощения. Господи! Смерть. Смерть вокруг меня. Она рядом ходит, но ноль внимания в мою сторону. Только забирает вместе с каждой жизнью моих братьев по оружию часть моей души, и на том месте остается только пустота. Зловещая пустота…
Когда налетела степная конница, я вдруг заметил, что мало кто из поганых атакует. Степняки орали и неслись как безумные. Они как бы не замечали перед собой ощетинившийся копьями строй русских ратников. Стоящие как попало горящие волокуши разделили степную. Ту часть, что летела на нас, обстреляли новики, но они не могли остановить всю наплывающую массу. Я направил острие копья в грудь приземистого степного коня. От удара ратовище сразу вырывает, через меня летит жалобно ржущий конь, а седок падает под ноги новиков, где его тут же добивают. Удар в щит… Мне остается только сидеть, прикрывшись щитом, и ждать, когда спадет вражеский поток. Наконец, почувствовав, что пора, рванул саблю и, вскочив, сразу снизу вверх рубанул по ноге кочевника, затем крутанулся и загнал клинок под ребра поганому с другой стороны. Обратным ходом по лошадиной морде впереди, конь шарахнулся в сторону, и наконечник монгольского копья пролетел мимо. Удар по шлему. Разворачиваюсь и успеваю отбить следующий удар поганого. Толчок в спину. Падаю и сразу прикрываюсь щитом. Сверху обдает потоком горячей крови, а следом падает убитый степняк. Откидываю его в сторону и пытаюсь встать. Удается не сразу, мешает толкотня коней без седоков. Наконец из-под щита вижу просвет и сразу вскакиваю, тут же получаю удар в плечо. Наконечник монгольского копья проскальзывает наплечник, и я, подавшись вперед, отрубаю руку, держащую древко. Меня оттирает к самой волокуше, и я, взобравшись на нее, стал рубить и отбивать удары. Что-то мельтешит со стороны головы обоза, но отвлечься и посмотреть, что там, некогда, поганых стало наседать гуще. Со всех сторон мелькает сталь, удар за ударом. Бью один раз – получаю четыре, но спасает бронь. Впереди, оттесненные конным валом, сражаются ратники из полусотни Садова, что первыми вместе со мной встретили конницу. Я рад видеть их всех живыми. От меня степняки вдруг отхлынули, и я оглядываюсь. С головы обоза, сверкая зерцалами и клинками, накатывает русская конница, добивая отставших монголов.
