Перед глазами все поплыло. Взволнованная Жаклин ждала реакции — одобрения, неодобрения, хоть чего-нибудь.
— Говорят, что сходство, конечно, не то чтобы бросается в глаза, но чем-то я все же напоминаю Эву Клермонт. — Глаза актрисы взволнованно блестели.
«Ну же, — вопрошали они, — похожа я на Эву, есть ли во мне то нечто, что определяло твою мать?»
Мама.
Где-то внутри взорвалась стена и с грохотом рассыпалась в пыль, выпустив на свободу мучительные воспоминания. Доун надеялась, что они навсегда останутся заточенными в огненный круг тоски и боли, и мало-помалу сгинут без следа, но… Теперь они воскресли, вызванные из небытия преобразившейся Жаклин.
Фотография из обувной коробки — отцовского тайника. Снимок места преступления.
На белых шелковых простынях — тело женщины: руки привязаны к стойкам кровати, широкие рукава ночной рубашки раскинуты в стороны как алые крылья. Из рваных порезов по рукам струится кровь. Светлые волосы разметались по подушке, карие глаза устремлены в потолок. На губах — умиротворенная улыбка. Прелестный ангел, созданный чьим-то больным воображением, истекший кровью на жертвенном алтаре чистоты.
Труп Эвы, чья смерть превратилась в легенду.
Накатила тошнота, перед глазами поплыли темные круги. Доун слепо шарила по стене в поисках опоры.
Жаклин суетливо усадила ее на стул.
— И ведь знала же я, что этим все и закончится. Прости меня, Доун. Пожалуйста, прости!
— Все в порядке. — Черт побери, конечно, все в порядке! Иначе и быть не может.
Доун попыталась встать. Ноги подогнулись, и ей пришлось бессильно опуститься на стул.
«Красное на белом. Кровь. Повсюду кровь… Мама».
— Сейчас, сейчас. — Жаклин подтащила еще один стул, и, бормоча что-то успокаивающее, уложила Доун к себе на колени.
«Спасительное одеяло в грозовую ночь», — подумала Доун. Ее тянуло нырнуть под его утешительную — хотя и ненадежную — защиту, и в то же время хотелось отбросить подальше.
— Я знаю, для тебя это ужасное потрясение. — Жаклин погладила Доун по голове. — Просто жуткое. Знаешь, что меня всегда успокаивало? Любимая колыбельная моей мамы…
Щеку Доун обожгла первая слеза. Жаклин обняла ее крепче, приговаривая что-то ласковое, утешая ее. В голове оглушенной Доун множились яростные, невозможные вопросы.
А потом тихий голос запел:
— Спи, моя детка, ночь напролет… — Жаклин положила руку на спину Доун. На майку Фрэнка.
Доун повернулась к ней лицом. Сопротивляться больше не было сил, хотелось только одного — смотреть в обращенные к ней лучистые глаза. Они светились нежностью И казались прекраснее, чем все, что ей довелось увидеть в своей жизни.
— …птицу-певунью мать привезет…
Слова песенки убаюкивали, потихоньку утягивая ее в сладкий сон. Веки налились тяжестью, дыхание выровнялось, вслед за первой слезой покатилась вторая, третья…
«Кровь на белых простынях… Устремленный в пустоту, погасший взгляд Эвы…»
Задыхаясь от сдерживаемых слез, которые копились в ней долгие годы, она прижималась к Жаклин, и в то же время мечтала яростно оттолкнуть ее, прогнать ее прочь.
Стерва… мать… кто ты?
И зачем ты вернулась?
Обессилев от тоски и ярости, она уткнулась лицом в руку Жаклин… матери. Аромат кожи был совсем не похож на тот, который отпечатался в памяти Доун. От Жаклин пахло чем-то непонятным. Чем-то холодным.
«Бросила… оставила меня… а теперь вернулась?» — крутились в голове обрывки сумбурных мыслей. Доун судорожно всхлипнула и вонзила ногти в кожу девушки.
— Доун!
Удивленный вскрик пробился сквозь окутавшую ее горечь, вытягивая ее обратно в реальность.
«Ты мне не нужна… Ты не можешь быть мне нужна…»
Волна гнева накатила на нее, и Доун отпрянула, выставив перед собой негнущуюся руку: «Не подходи!»
На мгновение Доун встретилась с Жаклин взглядом и чуть не утонула в бездонных глазах.
«Мама?…»
Телевизор разразился оглушительной тирадой, и Доун подпрыгнула от неожиданности.
Ощущение было такое, словно в голове что-то щелкнуло, и Доун очнулась. Звук телевизора постепенно заполнил сознание, в глазах прояснилось. Она увидела удивленные карие глаза, вспомнила, что перед ней всего лишь напуганная ее реакцией подруга, девушка по имени Жаклин Эшли, которая сегодня утром осветлила волосы в парикмахерской.
«Спокойно, — уговаривала себя Доун. — Ну да, Жаклин похожа на Эву, и даже очень похожа, но…»
Она истерически засмеялась. Наверное, это сон. Она устала и измучилась, вот ей и мерещится невесть что.
— Доун, в чем… — Жаклин смотрела на Доун округлившимися глазами, прижав руку к горлу. — Господи, и зачем я только полезла к тебе с этим новым имиджем. Напугала тебя до смерти. Хочешь, позову медсестру?
— Нет.
«Чокнулась, — подумала Доун. — Я окончательно съехала с катушек. Эва умерла много лет тому назад. И никогда не вернется, можешь даже не мечтать».
— Я просто… — Доун провела рукой по лицу. Руки дрожали.
«Жаклин и Эва — два совершенно разных человека», — сказала она себе. В поисках подтверждения она снова взглянула на актрису. Вот, например, подбородок… У Жаклин совершенно другой подбородок, более выступающие скулы, нос тоньше. Нет, сходство, конечно, есть, и поразительное, но одно и то же лицо?
Нет. Определенно нет.
Так почему же ей все еще кажется, что она сидит одна в темной хижине, а снаружи бродит какой-то неведомый хищник? Почему ее не отпускает нервная дрожь? И тут ее осенило.
«Оставь меня в покое. Я не хочу сойти с ума…»
В палату вошла Брейзи, неся по стаканчику в каждой руке. Доун напряглась — узнает или нет?
При виде незнакомки глаза коллеги округлились и Доун приготовилась к худшему. Как отреагирует Брейзи, увидев женщину, воспоминания о которой все еще преследуют Фрэнка?
Нет… не ту самую. Это не Эва.
Внимательно оглядев гостью, Брейзи помедлила… подошла к Доун… вручила ей кофе… снова выпрямилась…
Доун затаила дыхание в ожидании катастрофы.
Брейзи улыбнулась и протянула актрисе руку. Воздух с шумом вырвался из легких Доун.
Точно. Она и вправду чуть не спятила. Уж кто-кто, а подруга Фрэнка его прежнюю жену узнала бы сразу.
Брейзи уселась на стул у кровати Кико, отхлебнула из стаканчика. В этот момент зазвонил телефон Жаклин.
— О, мой агент, — сказала девушка на полпути к выходу. — Не возражаете, если я выйду на минуту?
— Конечно, нет.
Доун проводила Жаклин взглядом и, как только та исчезла за дверью, повернулась к Брейзи.
