— Зря стараешься, — сообщаю я ему. — Тебе все равно не удастся никого разжалобить.
Он скулит в ответ. Ну конечно же ему удастся меня разжалобить. Ему это удается каждый раз. К примеру, если он сделал какую-то пакость, он просто прячется под кухонный стол и ноет оттуда, пока я его не прощу.
— Видишь ли, дело в том, что я не выходила из дома с тех пор, как вернулась с сеанса психотерапии. Мне незачем было выходить, да мне там и не нравится. Дома мне спокойнее, и тут на меня никто не пялится.
Он ложится на пол и кладет голову на лапы. Серебристо-голубой поводок со стуком падает на паркет.
Мне трудно поверить в то, что я испытываю чувство вины перед собакой. К тому же это даже не моя собака!
Бутч вздыхает. Надо сказать, делает он это довольно драматично для такой маленькой собаки. Тем не менее желаемого эффекта он достигает.
— Ладно, — говорю я, — давай выйдем через заднюю дверь, чтобы я успела морально подготовиться к появлению на улице.
Он не спешит вставать, как будто не уверен, что я говорю серьезно. Но когда я вхожу в спальню, чтобы переодеться в джинсы и взять кепку, то слышу, что он исполняет в коридоре победный танец.
До боковой двери дома я дошла без всяких проблем. Они начались на ступеньках, там, где они переходят в тротуар. Мне очень трудно решиться шагнуть в мир за пределами дома.
Судя по всему, Бутчу такие проблемы незнакомы: он уже сидит на тротуаре и, склонив голову, смотрит на меня. Держась за шероховатую кремовую стену дома, я собираюсь с духом. Воздух, который я пытаюсь втянуть в себя, влетает в мои легкие слишком быстро и покидает их с такой же скоростью. В итоге я не успеваю дышать.
«Я могу это сделать, — твержу я себе. — Я могу это сделать».
Но мое тело и не думает двигаться с места. Моя правая нога не желает отрываться от земли и перемещаться вперед. Моя грудь вздымается и опадает все быстрее и быстрее.
«Я могу это сделать. Я могу это сделать».
Я опускаю глаза на бетонную дорожку, чтобы убедиться, что мои обутые в кроссовки ноги в нее не вросли. Все в порядке. Не вросли.
«Я могу это сделать. Я уже дважды это делала. Я могу это сделать и сейчас».
БА-БАХ! От этого звука мое тело покачнулось, и я ощутила, как сотрясается каждая его клеточка. Я смотрю на улицу в поисках источника этого шума, и тут снова: БА-БАХ! Я слышу визг тормозов, чувствую, как от удара меня швыряет куда-то вбок, и вижу, как на меня летят стена и фонарный столб…
Я пячусь, ожидая столкновения, которого не будет, которое произошло почти месяц назад. Но мне кажется, что все происходит сию секунду, и я начинаю задыхаться.
Бутч сидит на тротуаре, наблюдая за мной.
— Пошли, Бутч, — удается мне выдавить из себя.
Но из моего рта не вырывается ни единого звука. Как и после аварии, я лишь шевелю губами, совершенно беззвучно.
— Бутч! — зову я.
Ничего. Ничего. Они называли это афонией. Я прижимаю руку к горлу и отворачиваюсь, надеясь, что это движение вынудит Бутча последовать за мной.
Боль, которую до этого момента мне удавалось хоть как-то контролировать, снова обвивает мое тело. Обхватив себя обеими руками, я вынуждаю себя двигаться и, едва волоча ноги, возвращаюсь под защиту дома. Внезапно Бутч оказывается рядом со мной. Он идет рядом и поглядывает наверх с выражением, которое на человеческом лице означало бы озабоченность.
— Все будет хорошо, — беззвучно заверяю я его. — Когда мы войдем внутрь, все будет хорошо.
Стоит мне захлопнуть за собой кухонную дверь, как мое тело расслабляется.
— Бутч, ты в порядке? — спрашиваю я.
Мой собственный голос кажется мне музыкой, которой, как я теперь понимаю, так недоставало моим ушам.
Бутч лает в ответ.
— Хорошо, вот и хорошо, — говорю я.
Я подхожу к мойке, открываю кран с холодной водой и умываюсь, наслаждаясь ощущением свежести и легкостью, с которой кислород наполняет мои легкие.
— Пойду прилягу, — сообщаю я Бутчу. — И приму что-нибудь обезболивающее.
В последнюю неделю обезболивающие препараты мне были почти не нужны, хотя я и предприняла отчаянную попытку вынудить врача прописать мне что-то еще. Но сейчас мне без них не обойтись. Я хочу избавиться от этой боли и заснуть.
Бутч молча бредет за мной в спальню. Он ждет, пока я приму две таблетки и лягу на кровать. Как только он видит, что я устроилась, он тут же запрыгивает на кровать и укладывается рядом со мной. Он делает это почти каждую ночь с тех пор, как Джек снова начал спать наверху. Наверное, я должна его согнать и не приучать спать на кровати, но таблетки уже начали действовать, и я протягиваю руку, чтобы лениво погладить его шерстку. Дело в том, что в этом доме я чувствую себя как в ловушке, и, когда Бутч рядом, мне становится намного легче.
Либби
Сегодня Ева лежит на спине, широко раскрыв глаза и не шевелясь. Она выглядит так, как будто жизнь ее почти покинула. У нее ни на что не осталось сил.
— Мне очень жаль, что все это с тобой случилось, — шепчу я ей.
Она оборачивается ко мне и улыбается.
— В этом нет твоей вины, — шепчет она в ответ. — Мне тоже очень жаль, что с тобой произошло то, что произошло.
Она переводит немигающий взгляд на потолок и снова замирает.
Ева
14 августа 1996 года
Сегодня я отправилась прогуляться и заняться своим излюбленным делом. Я лежала на стене, отделяющей пляж от променада, и читала. Днем я стараюсь как можно больше времени проводить у моря. Я часто ложусь на спину, кладу книгу себе на грудь и слушаю окружающий мир.
Это очищает душу, проясняет мысли и укрепляет тело. Я всегда стараюсь отойти подальше, в сторону Хоува, потому что там меньше людей, чем в Брайтоне. Лежа на спине, я поглощаю страницы книги. Вдруг чей-то голос произносит у меня над ухом:
— Не часто приходится встречать людей, читающих Ноэля Кауэрда.
Джек Бритчем. Я поняла, что сейчас подниму глаза и увижу Джека Бритчема. И я потеряю самообладание и разрыдаюсь. Или брошусь ему на шею, как будто встретила старого друга, которого не видела много лет.
Я сделала глубокий вдох и, прежде чем опустить книгу и повернуть голову, закрыла глаза и снова их открыла.
Когда я его увидела, у меня в голове зазвучал хор ангелов, но я не сделала ничего из того, что опасалась сделать. Я просто молча уставилась на него. Я сделала еще один судорожный вдох и повернула книгу, чтобы взглянуть на обложку, как будто не знала, что держу в руках свою любимую пьесу, написанную Ноэлем Кауэрдом.
