Он с усилием выпрямился, ухватил одного из гвардейцев за руку и притянул к себе. Или себя к нему — здоровый кабан попался. Так или иначе, на ногах капитан уже почти не держался, пора было опереться хоть на кого-то.
Он обернулся, собираясь продолжить командование, — безумного майора следовало бить издалека, луками или пиками, — но увидел, что сержант и без того времени не терял. «Князь» выхватил у одного из всадников тяжёлое длинное копьё и занял позицию. Расхристанный преследователь всё так же ломился по прямой к Немцу; всадники потянули поводья, расступаясь; «князь» широко размахнулся и с птичьим каким-то клёкотом саданул древком Рябышеву по коленям.
Тяжёлое копьё пошло горизонтально земле, как одинокая вертолётная лопасть. В последний момент майор даже успел подпрыгнуть. Древко ударило его по ступням — окровавленные пятки взметнулись в воздух. Рябышев с болезненным воплем упал на спину. «Младший князь Пачима» с натугой воздел копьё и, надсадно хэкая, приложил майора тупым концом.
Рябышев попытался прикрыться Пагди, но, — волшебный или нет, — меч для такого противостояния оказался слабоват. Сержант успел отоварить жертву ещё раза три, пока древко всё-таки не сломалось; гений обмолота с энтузиазмом потянулся за следующим бревном.
Майор слабо ворочался на земле. Немец, жестом запретив солдатам следовать за ним, подковылял к Рябышеву, одной ногой перешагнул и уселся сверху; так, чтобы заблокировать возможность вырываться.
Протянул руку и попытался отнять Пагди. Рябышев вцепился в рукоять наглухо. Немец нажал ему на ноготь большого пальца, «добавил колена», потихоньку разжал упрямому майору ладонь и забрал меч.
— Умничка, — ласково сказал капитан, — вот ты и Пагди мне принёс.
— Ненавижу, — простонал Рябышев.
— Зря. Меньше ненавидел бы — глядишь, иначе всё сложилось.
Майор задёргался, пытаясь стряхнуть обидчика, но Немец сидел плотно.
— Да и нет в тебе настоящей ненависти, — сказал капитан, рассматривая бывшего дракона. — Ты себя жалеть привык. Жена, сын… «афганку»-то небось возил из-за речки? Ну так чему удивляешься, что сын сторчался? По вере вашей.
— Все возили!
— Не все. Не кивай на «всех». Нет никаких «всех»! Есть ты — и твой долг.
— Мой долг — тебя достать!
Капитан рассмеялся:
— И как, достал?
Рябышев только заскрипел зубами.
— Ты же знаешь: я невиновен, — ещё раз попытался Немец. Он всё-таки должен был убедиться.
— Ты виновен. Тебя закон признал виновным. Значит, ты виновен.
— Не закон признал, а судья. Закон меня два раза оправдывал.
— Не закон оправдывал. А присяжные — люди. Власть тебя виновным признала!
— Ты говоришь: власть важнее людей?
— Да!
Сильным коротким движением капитан перерезал Рябышеву горло. Убедился, что меч разделил позвоночник. Подождал, пока перестанет вытекать кровь.
Встал, отряхнул меч.
Одобрительно молчали всадники.
— Сударь капитан!.. — воскликнул «князь», обеспокоенно присматриваясь к Немцу. Капитан смахнул слёзы.
«Так закончилась история майора Рябышева, дурака-дракона. Он не был по-настоящему злым. Зло-то можно убить, зло умирает. А вот дурь — дурь бессмертна.»
Ну что, капитан, сойдёт за некролог?..
— Фабрики Нижнего Тагила, — произнёс он вслух, с некоторым усилием отключая пафосный образ мыслей.
— Чего?..
— Фабрики Нижнего Тагила, — повторил капитан. — Был у нас в Ростове паренёк один, в соседней камере. Вечно песенку крутил; вот что-то вспомнилось [3].
Сержант почтительно молчал. Наверное, думал, что капитану пришлось убить дорогого сердцу друга, и ритуал прощания подразумевает такую вот своеобразную истерику.
— Фабрики Нижнего Тагила, — сказал Немец, задумчиво рассматривая Пагди. — Хороший меч, согласись?
— Сударь капитан… — осторожно заметил «князь». — Это ж… там Его Высочество же беспокоиться изволят…
«Да», подумал капитан, «поскорбели — и хватит. Пора войну выигрывать.»
— Коня, — скомандовал он. Привычным жестом дотронулся до подбородка; и спохватился: — Только обожди… я до кустиков.
–
[3] — The Bates — Independent Love Song
Эпилог первый, баталический
Время текло теперь по-новому, словно капитан вырвался наконец из бесконечного телесериала последних лет. Суету уносило потоком; впервые за долгое, долгое время удалось остановиться и посмотреть вокруг.
Сейчас капитан видел окружающий мир настоящим: прежде он казался ярким и быстрым — теперь пестроты стало меньше, зато прибавилось понимания. Впервые это ощущение кольнуло Немца, когда он рассматривал секретные карты Вишвы. Потом лилась кровь — и стало не до того. Но едва всё хоть немного устаканилось, выдалась свободная минутка посидеть-подумать — капитан сидел как на иголках.
Битву в низинах капитан проспал.
Раздавая салюты, въехал в расположение, сполз с коня у самого полководческого верстака Содары. Принц и лейтенанты восторженно набрали воздуху в лёгкие — но выразить ликование не успели: Немец выполнил воинское приветствие, раскрыл рот и отключился.
Остаток сражения он провёл в лазарете, под присмотром магов зелёного крыла и Дурты. Маги забалтывали руку и «ушиб всей бабки»; достойный мудрец тыкал палочкой в ожоги и бормотал себе под нос, периодически проясняясь ликом.
Капитан мирно спал.
Впрочем, и без его участия всё сложилось неплохо.
Поединок на холме наблюдали обе армии. Люди встретили гибель дракона великим воодушевлением; степняки, конечно, приуныли. Желая приободрить деморализованное войско, умный Ангъул всё-таки додумался разогнуть усики трофейной гранаты. Вернее — поручил это благородное деяние Урмике: беспалый жаждал реванша и умолил отца воспользоваться чудо-артефактом.
Младший сын вождя умудрился выжить: ему всего лишь оторвало руку. Самого Ангъула контузило и посекло осколками; старый хитрец выбыл из строя на несколько дней.
Возможно, план битвы, предложенный капитаном, и не являлся вершиной средневекового тактического мастерства. Вот только противная сторона лишилась командования: главарь без сознания; старший сын убит; младший, — и того хуже, — дурак. Некому оказалось разгадывать, противостоять, преодолевать, воодушевлять… Лейтенанты Ангъула честно отработали полученные перед боем приказы — двинули конницу туда-то и туда-то, строй за строем.
С этого момента битвой дирижировал Содара.
Безвозвратные потери Варты составили почти пять тысяч человек. Ещё двенадцать тысяч раненых, включая эльфов. Степь потеряла убитыми более тридцати — почти всю «каменную» конницу.
