Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
В доме Ринальдо было четыре жилые комнаты, сени, кладовая, погреб и пристройка, в которой обитали служанка Хлоя и садовник Ивайло, недавно ставший ее мужем. Супруги присматривали за домом и вели нехитрое хозяйство скромной усадьбы.
Теперь в одну из комнат поселили Кириену и Аврелию, в другой обосновалась Вера, а третью Ринальдо предоставил тем морякам с «Альбы», которые в бою получили тяжелые раны и увечья; остальные же привычно разместились на галере.
К удивлению Веры, Родриго отказался поселиться в доме Ринальдо, предпочтя быть со своими людьми на корабле. Аврелии же вдруг подумалось, что он сделал это нарочно для нее, давая понять, что не так уж близок со своей нареченной невестой.
Оказавшись на суше, хоть и в чужом доме, Аврелия почувствовала некоторое облегчение. Позади остались теснота, качка, наглые взгляды морских вояк. Теперь можно было при содействии расторопной Хлои помыться в чане с теплой водой и постирать свою одежду, временно облачившись в рубашку из простого, но чистого полотна. Да и пища на берегу оказалась получше. За Кириеной здесь тоже было легче ухаживать, чем на корабле, и уже через два дня раненая подруга очнулась от лихорадочного забытья, жар у нее начал спадать, а рана затягиваться.
Хорошо представляя горе и отчаяние своей матери, Аврелия сразу же попросила Ринальдо передать с попутным кораблем весточку в Кафу о том, что девушки спасены и, лишь только Кириена окрепнет, вернутся домой. В это время из Монкастро в Кафу как раз отправлялось судно кафинского купца Лазаря Никтиона, и Ринальдо передал капитану корабля письмо от Аврелии к ее матери.
Когда стало ясно, что жизнь Кириены уже вне опасности, Аврелия предложила свою помощь по уходу и за другими ранеными. Четверо моряков с тяжелыми ранениями лежали через комнату от той, в которой находились Аврелия и Кириена, но до девушек все же долетали их стоны и выкрики. Когда Аврелия заходила туда, чтобы помочь Филимону сменить им повязки или приготовить лекарства, она пару раз столкнулась с Верой, которая тоже навещала раненых. Аврелии порой хотелось заговорить с загадочной Грозовой Тучей, выразить уважение к ее мужеству, но она не решалась, потому что взгляд Веры оставался холоден и непроницаем, и она подчеркнуто не замечала бывшую пленницу.
За пределы усадьбы Аврелия пока не выходила, хотя ей бы очень хотелось побывать на берегу моря и в заливе, где стояли корабли. Вера же туда убегала каждый день, и Аврелия понимала, что Грозовая Туча стремится быть поближе к возлюбленному. Порою сердце юной кафинской девушки сжималось от тягостного чувства, которое она не решалась назвать ревностью, потому что считала себя не вправе вздыхать о чужом женихе. Но чем дальше, тем упорнее ее тайные помыслы устремлялись к Родриго, тем мучительнее было сознавать, что впереди — неизбежная разлука с ним. То, в чем Аврелия не хотела признаться самой себе, уже расцветало пышным цветом в ее сердце, и она жила ожиданием встреч и надеждами, на которые, по сути, должна была бы наложить запрет.
А встречи с Родриго были нередки, потому что он каждый день, обычно по вечерам, приходил в дом к Ринальдо. Аврелия старалась не попадаться ему на глаза, но он сам заглядывал в комнату девушек, спрашивал о здоровье Кириены и самочувствии Аврелии, задавал также вопросы об их семьях, о жизни в Кафе. Аврелия отвечала сдержанно, кратко, без улыбок и кокетливых ужимок; да и Родриго не позволял себе вольного или игривого слова, — тем более в присутствии Кириены и часто навещавшего ее лекаря. Но то, чего не могли сказать уста, говорили глаза; взгляды, которыми обменивались Аврелия и Родриго, невольно приближали их друг к другу и были похожи на безмолвные признания.
В такие минуты Аврелия была даже рада, что Вероника с ней почти не общается и не заходит в комнату — демонстрируя, видимо, свое презрение к кафинской девушке. Пусть так! — думала Аврелия. Пусть так, лишь бы не нарушала их с Родриго странный, спокойный с виду, но такой волнующий по сути диалог.
Но однажды Вера все же явилась в комнату бывших пленниц и снизошла до объяснений с Аврелией.
Этому предшествовала беседа Аврелии с Родриго, пришедшим, как обычно, под вечер. Теплый и ясный, но не знойный день, какие часто бывают в начале осени, клонился к закату, розовеющие лучи проникали в окно сквозь еще зеленую листву, ветер доносил аромат поздних цветов и отдаленный запах моря. И было не удивительно, что в такой погожий вечер Родриго завел разговор о домоседстве Аврелии:
— Теперь, сеньорита, когда вашей подруге стало значительно лучше, пора и вам хоть немного подумать о своем здоровье. Пойдите, погуляйте, Аврелия, вредно все время сидеть на месте. Ведь вы, по-моему, никогда не покидаете пределы дома. В лучшем случае бываете в саду. А могли бы осмотреть окрестности, город, залив. Здесь, может, нет особых красот, но ведь всегда интересно поглядеть на новые места, в которых раньше не бывал. Разве не так?
Голос Родриго звучал спокойно, ровно, но горячий блеск его глаз завораживал Аврелию. Она посмотрела на него не менее сияющим взглядом и с легкой улыбкой ответила:
— Я обязательно погуляю по окрестностям, но вместе с подругой, когда она поправится. Мне интересны здешние края. Кажется, недалеко отсюда тосковал в своей понтийской ссылке Овидий. С тех пор мир так изменился, расширился... Но в те далекие времена римскому поэту казалось, что здесь — край света, обиталище дикарей... «Изнемогая, лежу за пределами стран и народов...».
— Да, он много жаловался в своих элегиях. Помню там такие строки:
Сколько есть звезд на невидимом нам и на видимом небе,
Столько же вынес я бед на море и на земле.
Долго скитаться пришлось, но я достиг побережья,
Где по соседству живет с гетами лучник-сармат.
Аврелия подхватила:
Здесь, хоть кругом оружье звенит, облегчить я пытаюсь
Песней, какою могу, скорбную участь мою;
Пусть тут нет никого, кто бы выслушал новые строки,
Все-таки день скоротать мне помогают они.
Что же! За то, что я жив, что терплю все тяготы стойко,
Что не постыла мне жизнь и треволненья ее,
Муза, спасибо тебе! Ибо ты утешенье приносишь,
Отдых даешь от тревог, душу приходишь целить.[31]
Как это точно сказано, ведь правда? Духовные богатства помогают человеку выстоять даже в самых тяжких испытаниях. Овидий благодарил Музу, Боэций в тюрьме перед казнью находил утешение в философии...
— Вы и Боэция читали? — удивился Родриго. — Не думал, что в таврийском городе можно получить такое образование.
— В Кафу приезжает много просвещенных людей с разных концов света. А в кафинских монастырях и храмах есть библиотеки. Поэтому тот, кто стремится к новым знаниям, всегда может их найти в нашем городе.
— И все же удивительно, когда к книжным знаниям стремятся такие юные и прелестные девушки, как вы. Кажется, ваше место в лучших городах Европы, при дворах знатных вельмож.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
