Улучив минутку, мы с Гарольдом расположились перекусить у костра, разведенного прямо на мраморном полу дворца Фаниуса Турмуса. Рядом наши стреноженные каийлы расправлялись с тушей убитого верра.
– Большинство жителей, – сказал Гарольд, – уже оставили город.
– Это хорошо.
– Камчак скоро закроет ворота, и тогда мы решительно возьмемся за дом Сафрара и за наемников Ха-Кила.
Я кивнул. Защитников в городе осталось совсем немного, основная масса тачаков была освобождена от необходимости отвлекаться на случайные стычки, и у Камчака появилась реальная возможность бросить все свои силы на дом Сафрара и, если понадобится, брать его штурмом. У Ха-Кила в распоряжении, как мы полагали, имелось в настоящий момент более тысячи тарнсменов да плюс почти три тысячи личных охранников Сафрара и неизвестно сколько ещё его слуг и рабов, которых он всегда мог использовать при защите ворот, обороне проломов в стене, для сбора стрел или зарядки арбалетов.
Покончив с куском мяса жареного боска, я растянулся на полу и, положив под голову кулак, взглянул в потолок, своды которого носили нисколько не украшающие его следы разожженных тачаками костров.
– Ты собираешься провести ночь здесь? – поинтересовался Гарольд.
– Надеюсь, что да, – ответил я.
– Но ведь сегодня вечером от лагеря пригнали больше тысячи босков, – заметил Гарольд.
Я повернулся на бок и посмотрел на него. Я знал, что Камчак за последнее время распорядился пригнать босков, чтобы они откармливались под стенами Тарии для пропитания его воинам.
– А какая разница, где я буду спать? – ответил я. – Если ты тачак, то это, надеюсь, не означает, что ты должен спать у боска на спине или ещё лучше под копытами?
Лично меня такая перспектива нисколько не прельщала. Но Гарольда, по-видимому, подобная возможность нисколько не разочаровывала.
– Если понадобится, – поставил он меня в известность, – тачак может великолепно отдохнуть даже на рогах у боска, но коробанец, по-видимому, предпочитает спать на полу, вместо того чтобы по-человечески устроиться на шкурах ларла в командирском фургоне.
– Что-то я не понимаю, – признался я.
– Подумай.
– Может, объяснишь?
– Ты что, до сих не понял?
– Нет.
– Коробанец несчастный, – пробормотал Гарольд; он встал на ноги, вытер кайву о рукав и вложил её в ножны.
– Ты куда? – спросил я.
– К себе в фургон, – доложил Гарольд. – Он прибыл вместе с босками и ещё двумястами фургонами, включая, между прочим, и твой.
Я приподнялся на локте.
– Но у меня нет фургона.
– Теперь есть, – возразил Гарольд. – И у меня тоже.
Я недоуменно смотрел на него, полагая, что начались его обычные тачакские штучки.
– Говорю тебе совершенно серьезно, – заверил меня Гарольд. – В тот вечер, когда мы отправились в Тарию, Камчак приказал выделить нам по фургону в награду.
Мы вспомнили ту ночь с её нескончаемым путешествием по подземной системе городского водопровода, колодец, наш плен, Желтый Бассейн, Сады Наслаждений Сафрара, украденных тарнов, бегство – всю сумасшедшую авантюру.
– В то время, – продолжал Гарольд, – наши фургоны, конечно, ещё не были выкрашены в красный цвет и не были полны трофеями и прочим богатством – ведь мы ещё не были командирами.
– Но за что он нас наградил?
– За храбрость, конечно.
– Просто за храбрость?
– За что же еще?
– За успешное выполнение операции, например. Ты вот добился успеха, получил, что хотел. Но я-то нет. Я потерпел неудачу. Я не заполучил золотую сферу.
– Золотой шар не имеет никакой ценности. Камчак сам это сказал.
– Он просто не знает, чего она стоит.
Гарольд пожал плечами.
– Может быть.
– Вот видишь: я не добился успеха.
– Добился.
– Какого? В чем?
– Для Камчака храбрость – уже успех, даже само по себе проявление храбрости – очень важная вещь. Даже если ты при этом потерпел неудачу, ты все равно добился успеха.
– Понятно.
– Думаю, тебе это не совсем понятно.
– Что именно?
– То, что мы проникли в Тарию и выбрались из неё так, как выбрались мы, приведя с собой двух тарнов, достойно общественного признания. Мы оба, ты и я, удостоены шрама храбрости.
Я не нашелся что сказать. Помолчав, я взглянул ему в лицо.
– Но ведь ты не носишь шрам храбрости.
– Парню с таким шрамом было бы не так-то просто действовать поблизости у городских ворот Тарии, – усмехнулся Гарольд. – Ты так не считаешь?
– Совершенно верно, – рассмеялся я.
– Ничего, – пообещал Гарольд, – как только у меня выпадет свободное время, я отыщу кого-нибудь из клана шрамовщиков и он нанесет мне шрам. Тогда я буду выглядеть ещё более привлекательным.
Я рассмеялся.
– Может, пусть он сразу же нанесет шрам и тебе? – предложил Гарольд.
– Нет, – отказался я.
– Шрам будет немного отвлекать внимание от твоей шевелюры.
– Нет, спасибо, не нужно.
– Ладно. Всем и так известно, что ты всего лишь коробанец, а не тачак. – Он помолчал и добавил: – Хотя многие из тех, кто носит шрам храбрости, заслужили его менее достойными делами, чем ты.
Это было приятно услышать.
– Ну, ладно, – сказал Гарольд. – Я устал и хочу поскорее добраться до своего фургона. Завтра снова за работу.
– А я даже не знаю, где мой фургон, – признался я.
– Я об этом догадался, когда понял, что ты, скорее всего, провел ночь после сражения, с удобством устроившись на полу пустого фургона Камчака. Я искал тебя, но так и не нашел. Твой фургон – тебе, наверное, это будет приятно узнать, – не пострадал от нападения паравачей. Не то что мой собственный.
Я рассмеялся.
– Странно, я даже не знал, что у меня давно есть фургон!
– Тебе это уже давно было бы известно, если бы ты снова не бросился сломя голову в Тарию сразу после нашего возвращения на тарнах с Хереной, когда фургоны ещё двигались к Та-Тассе. Ты даже не задержался у фургона Камчака: Африз бы, конечно, тебя предупредила.
– Как? Крикнула бы из клетки для слинов?
– Тогда она уже не была в клетке.
– Вот как? Рад слышать.
– Та маленькая дикарка – тоже.
