Он застегнул застежку на шее жены, и прекрасное украшение засверкало, искрясь в свете свечей. Колье закрыло весь вырез нового платья.
— Ну вот, теперь я не буду ревновать, а то мадемуазель Луиза с каждым новым нарядом всё больше оголяет мою жену и считает, что я должен спокойно на это смотреть.
— Спасибо, какая красота, — растерянно сказала Долли и посмотрела в глаза мужа, нежная улыбка сделала ее лицо еще прекраснее, — но зачем ты тратишь деньги? У меня всё есть, и ты сделал мне прекрасные подарки перед свадьбой.
— Для меня это — такая радость, — просто сказал герцог, — что я не могу отказать себе в этом удовольствии. Мне так хочется делать тебе подарки.
— А можно мне попросить у тебя подарок?
— Всё, что хочешь!
— Давай уедем обратно в Гленорг-Холл, — попросила Долли, умоляюще глядя на мужа.
— Я думал, ты купаешься в обожании света, — озадаченно произнес Чарльз, — твой успех затмил даже помолвку наследницы престола.
— Мне ничего этого не нужно, я просто хотела быть достойной тебя и твоего имени, — вздохнула Долли.
— Милая, да я каждый день вспоминаю наш медовый месяц, и был бы счастлив продлить его как можно дольше.
— Так давай уедем, — с надеждой предложила молодая женщина, — Луиза с племянницей через неделю уезжает в Вену к Кате, а оттуда в Париж, возвращать Генриетте имущество ее отца, поэтому тетушка останется с Павлушей. Лиза и Даша будут помогать ей, и мы будем вдвоем.
— А ты успеешь собраться после бала? — поинтересовался Чарльз.
— А мы не будем собираться, давай уедем завтра рано утром, а вещи нам привезет Зоя.
— До чего же приятно быть женатым на такой умной женщине, — пошутил герцог и, обняв Долли, повел ее к экипажу.
Рано утром, попрощавшись с родными, Чарльз усадил жену в карету, и они отправились в Гленорг-Холл. Долли уютно устроилась на плече мужа и закрыла глаза. Наконец, она возвращалась обратно к свободной и простой жизни, которую так обожала, а теперь с ней рядом был и любимый человек — ее маленькая семья. Она впервые подумала, что им нужен ребенок. Если родится ребенок, все их глупые договоры, заключенные перед свадьбой, ничего не будут значить. Но как к этому отнесется Чарльз?
Боясь спугнуть светлую тишину, пропитанную любовью и нежностью, царившую в карете, Долли побоялась спросить мужа об этом, а потом решила вообще не поднимать этот вопрос. Зачем разговаривать о том, что еще не случилось, просто нужно молиться и просить Деву Марию послать им малыша. Она глубоко задумалась, мечтая о том, как забеременеет, станет ждать ребенка, а потом вместе с мужем будет радоваться его рождению. Как ни странно, она была уверена, что у нее будет сын. Сидя с закрытыми глазами, она задремала и проснулась уже на подъездной аллее имения.
Молодожены вновь окунулись в ту атмосферу счастья, от которой уехали полтора месяца назад. Они снова были вместе днем и ночью, исключение оба делали только для Джона, с которым Долли вновь начала фехтовать, когда он присоединялся к ним в Гленорг-Холле. Молодой человек сделал очень большие успехи и уже стал достойным партнером, даже побеждая иногда свою учительницу. Герцог с радостью смотрел на дружбу, возникшую между женой и братом, а леди Ванесса молилась за молодую герцогиню, вернувшую в этот дом счастье.
Сама же Долли мечтала теперь только об одном: о ребенке. Сразу после приезда в поместье она была очень разочарована, поняв, что не беременна, и теперь желание иметь ребенка стало таким сильным, что она старалась гнать от себя неприятные мысли. Месяц спустя у нее появилась надежда: задержка всё увеличивалась, и к середине декабря она почти поверила, что ждет ребенка. Герцог, чье присутствие требовалось на заседаниях Палаты лордов, достаточно часто уезжал в Лондон, где оставался на пару дней, и молодая женщина решила, что в следующий отъезд мужа она покажется врачу. Чарльз уехал за несколько дней до Рождества, пообещав вернуться в сочельник. И Долли попросила леди Ванессу пригласить в Гленорг-Холл семейного доктора.
Доктор Милфорд, седой худощавый старичок, осмотрел молодую герцогиню и, расплывшись в улыбке, сообщил:
— Поздравляю, ваша светлость, у вас будет ребенок, и даже, возможно, не один. Через пару недель я смогу сказать точнее, но похоже, что будет двойня.
— Двойня? — изумилась Долли, — я даже не думала об этом.
— За вас подумал кто-то там, — ответил старик и указал пальцем на небо, — видно, Дева Мария попросила за вас. Теперь вы должны беречь здоровье и заботиться о своих детях.
Доктор пообещал заехать через две недели и откланялся, а Долли задумалась, как ей сказать Чарльзу о такой новости. Она всё еще боялась, что муж считает их договор перед свадьбой неизменным. Попросив тетушку никому пока не говорить о ее беременности, молодая герцогиня стала ждать мужа.
Чарльз приехал в сочельник. Долли ждала его к праздничному ужину и очень переживала, что муж задерживается. Но увидев его на пороге своей спальни, веселого, красивого и такого любящего, она всё простила и с нетерпением ждала, когда он переоденется к ужину и они спустятся в столовую, где в камине горело рождественское полено, а в гирлянды она сама вплела ветки омелы. Герцог в новом щегольском фраке, своего любимого черного цвета, показался ей неотразимым, и она помолилась про себя, прося, чтобы ничто больше не нарушило ее счастья. Долли взяла мужа под руку, и они спустились в столовую, где их уже ждали Джон и леди Ванесса.
Как всегда, присутствие Чарльза за столом создало атмосферу веселья и радости. Он шутил, развлекал домашних рассказами о Лондоне, в лицах пересказывал сцены, которые наблюдал у принца-регента и в Палате лордов, но Долли радостно заметила, что он не отрывает от нее глаз, и увидела в этих темных глазах огоньки разгорающейся страсти. Когда ужин подошел к концу, герцог заявил, что у него есть для всех домашних подарки. Выйдя в свой кабинет, он вернулся с саквояжем и, открыв его, торжественно вынул три красивые коробки. Из самой маленькой он достал длинный бархатный футляр и протянул тетушке.
— Я знаю, дорогая, что ты теперь носишь только жемчуг, надеюсь, что этот тебе понравится.
Леди Ванесса открыла крышку и ахнула: три нитки крупного жемчуга, скрепленные бриллиантовым аграфом, мягко переливались на алом бархате.
— А тебе, Джон, я привез боксерские перчатки, и поскольку ты уже догнал свою учительницу в фехтовании, предлагаю себя в тренеры по боксу. Я считался лучшим боксером на флоте его величества, посмотрим, сможешь ли ты меня догнать. — Чарльз протянул Джону самую большую коробку и повернулся к жене.
— А тебе, дорогая, я дарю только бумаги, но надеюсь, их содержимое тебе понравится, — герцог вынул из последней коробки два гербовых листа с печатями и маленький белый конверт, улыбаясь, он протянул их жене.
Долли взяла бумаги и увидела, что это — купчие. Одна была написана по-английски, а другая по-русски. В русской купчей на ее имя было оформлено село Афанасьево ее родной губернии, а в английской — имение Камерон-Парк. В белом конверте лежал чек на сто тысяч фунтов, выписанный на имя герцогини Гленорг и подписанный ее мужем.
